Стокгольм
Шрифт:
Радионяня пугает меня жутким шипением, сели батарейки, и я с большим трудом выбираюсь из-под одеяла. Господи, лишь бы Теодор поел и уснул еще на пару часов. Пожалуйста.
Захожу в уютную детскую и беру сына на руки, на автомате проверяя подгузник. Пусто.
— Ты голодный, да? Я тоже не люблю чувство голода, Теодор. И я чертовски счастлив, что ты никогда не узнаешь его так, как знаю я.
Мама сумела спасти меня. Меня забрали от моей биологической матери слишком рано, чтобы я что-то помнил. Но я точно помню, что всегда хотел есть. Помню эту режущую
Беру с полки бутылочку, насыпаю две мерных ложки смеси и заливаю её теплой водой. Несколько долгих мгновений в нагревателе, и я проверяю на руке, как учила мама и фильмы, чтобы смесь не была горячей.
Разве смесь должна быть такой бежевой?.. Может, стерилизатор окислился? Он ведь может окислиться?
Грей, блять!
Кофе. Сраный кофе с привкусом молочной смеси.
Я чуть не убил сына. Четырехмесячному младенцу в жизни только кофе с молоком не хватает.
Во вторую бутылочку насыпаю точно две ложки смеси и ставлю в нагреватель. А с первой поступаю немного эгоистично: смирившись со вкусом, выливаю жижу в чашку и за несколько глотков выпиваю. Кофеин — главное.
Теодор жадно пьет свое молоко, не сводя своих огромных внимательных глазок с меня, и я устало улыбаюсь, целуя его в лоб, стараясь не мешать ему кушать.
Я очень хорошо помню тот день, когда моя младшая сестра появилась в нашем доме. Улыбчивая, такая забавная в своем кукольно-розовом платье. Карие глаза сияли, а темные волосы только пробивались на маленькой головке. Её, зачем-то, обстригли налысо, и мама повязывала ей красивые банты на поясе. Я искренне полюбил её, и до сих пор обожаю, хоть она и доставляет много проблем…
Поэтому я не испугался, когда Лейла явилась и сказала, что у нас будет ребенок. Растерялся, но не более. Не обрадовался, но принял. Я хотел этого ребенка. Возможно, в силу возраста, социального статуса и рисков, но хотел и не жалею об этом.
— Ты у меня очень хороший, Теодор. Папа любит тебя. Как умеет, но любит, очень. Нам просто нужна няня, и мы не пропадём.
Я так хочу спать, но перебарываю себя, укутывая сытого сына в одеяло и располагая на своем плече, прикрытом полотенцем. Теперь я в курсе, и всегда начеку.
Он мой, такой крохотный и беззащитный, та странная леди ведь действительно была права, он не может без меня, он безоговорочно любит меня всем своим существом.
Я две недели не появлялся на работе, когда Теодор только родился. Был с ним каждую минуту, следил за маленьким человечком и готов был разнести к чертям всю больницу, понимая, что в нём так много химии, что он не может без всех этих медицинских проводов и трубок, а самый крохотный подгузник, что я смог найти, закрывает все его тело. Что он на грани жизни и смерти.
— Ты станешь старше, и мы обязательно каждый год будет летать во Флориду, в Мир Дисней. Объездим
Я не помню, как именно оказываюсь в собственной постели, но я очень благодарен сыну, что он дал мне поспать до самого утра.
***
— Здравствуй, сынок, — мама целует меня в щеки, запустив в дом, и тут же забирает переноску с Теодором. — У нас сегодня незапланированная небольшая вечеринка.
— Много гостей?
— К Миа приехали подружки, а ко мне Элена. Наш дедушка на деловой встрече, но он скоро вернется.
— Я хочу кофе, мам.
— Мой бедный мальчик, — мама ухмыляется, оценив мои страдания, и кивает в сторону кухни. — Там должна быть Гретхен. Попроси, она принесет тебе перекусить. Мы возле бассейна.
Эта девушка, Гретхен, она пугает меня. Она всегда так смотрит на меня своими влюбленными глазами, будто еще мгновение, и я схвачу её и страстно поцелую, а она, по законам жанра, вцепится мне в шею, согнув ножку.
Но, если уж честно, я уже согласен и на Гретхен, если бы это не имело последствий.
Давай, Грей. Вызови себе красивую, подтянутую, дорогостоящую элитную проститутку, скатись в гребаное дно.
— Мистер Грей, — Гретхен кашляет, чтобы привлечь мое внимание, и я прихожу в себя, отрываясь от стены. — Я подам вам большой латте и два кусочка пирога? Обед будет часа через два. Чтобы вы дотерпели.
— Спасибо, — вежливо киваю, и девушка отворачивается, принимаясь за кофе, а я впервые в своей чертовой жизни пялюсь на бедра прислуги.
Надо позвонить братцу. Мне нужна девушка, а он точно знает, где они водятся. И почему нет мужского обозначения «шлюхи»? Я бы так и записал в телефон Элиота.
— Добрый день, Элена.
— Привет, дорогой, — женщина машет мне своими солнечными очками, не отрываясь от моего сына, и я устало улыбаюсь. Она потрясающая женщина, и я говорю не о восхитительной для её возраста внешности, а о ней как о человеке. Она сильно повлияла на меня, когда я был подростком. Стала другом, которого мне так не хватало. Сама или по просьбе мамы, я не знаю. Но я очень ей благодарен. Элена единственная поддержала меня, когда я бросил Гарвард и решил начать собственное дело. Она нашла для меня деньги, когда отец заморозил мой трастовый фонд.
И она, в отличие от родителей, однажды собрала нас с Элиотом в каминной, и рассказала, что такое презервативы и зппп. Отец долго смеялся, а мама злилась, крича, что её детки слишком маленькие для этого. Элиоту было семнадцать, мне пятнадцать. Миа было двенадцать, когда Элена беседовала с ней о девчачьих штучках и подростковом возрасте, но за это уже мама была ей благодарна.
— Бабушка Элена.
— Я тебя ударю, — средний палец с изящным маникюром и несколькими тонкими кольцами возвышается над шезлонгом, и я усмеюсь, опускаясь на соседний лежак. Лишь бы не уснуть…