Столетняя война: леопард против лилии
Шрифт:
Более радикально опровергает прежние представления другая идея Ле Патуреля. Начиная с середины 60-х гг., он стремится доказать, что к началу войны вообще не существовали ни Англия, ни Франция. Эти государства возникли позже, не ранее середины XIV в. До этого реально существовавшими политическими объединениями были владения королевских домов Плантагенетов и Капетингов. При этом автор настойчиво подчеркивает, что Англия не являлась главной среди земель Плантагенетов, а представители этого дома были более тесно связаны с Францией. Высказав такую гипотезу, Ле Патурель обратился к основательному изучению истории владений Плантагенетов на континенте, рассмотрел истоки владений анжуйского дома начиная с X в., собрал обширный фактический материал по истории скандинавских, а затем нормандских завоеваний во Франции. Однако концептуальная сторона его исследования несовершенна.
Ле Патурель стремится доказать, что лишь долгое заблуждение историков привело к появлению самого понятия о войне между Англией и Францией в XIV в. и тем более к представлению, что Франция была объектом разграбления. В свете положения автора об отсутствии таких политических реальностей, как Франция и Англия к началу войны, все это должно выглядеть бессмысленным. Напротив, Англия в свое время явилась объектом завоевания и колонизации. Имея в виду события XI в., Ле Патурель пишет, что тогда Англия была завоеванной страной, колонизированной французами [205]. В таком случае борьба за восстановление владений анжуйского дома в XIV в. теряет международный характер и выглядит делом «домашним», столкновением ветвей королевского дома.
Концепция Ле Патуреля наиболее полно отражает переоценку представлений о Столетней войне, начатую в английской историографии в конце 50-х гг. Кроме того, она, по-видимому, оказала непосредственное влияние на некоторых других современных английских историков.
В 60–70-е гг. Столетняя война стала объектом пристального внимания в английской историографии, в то время как интерес к этой теме со стороны французских историков несколько снизился. Основные положения Ле Патуреля получили наиболее заметное отражение в работах видных медиевистов Д. Хэя и К. Фаулера. Не принимая крайностей взглядов Ле Патуреля, они пытаются совместить в понимании проблем Столетней войны основные положения традиционной концепции со значительными элементами оригинальных построений Ле Патуреля. Так, Хэй сохраняет общий плюралистический подход к анализу войны, не игнорируя материальные мотивы, но и не расценивая их в качестве принципиально важных. Среди причин войны он отмечает роль Фландрии. Автор упоминает, что война во Франции была одним из средств получения дополнительных доходов для рыцарства. Однако главной причиной столкновения он считает гасконскую проблему, трактуя ее в традиционном юридическом плане: отсутствие в XIV в. соответствующих норм международного права сделало вопрос о Гаскони причиной военного конфликта [206]. Хэй определенно стремится уменьшить значение Столетней войны в истории Англии и Франции. В этом позиция Хэя безусловно смыкается с концепцией Ле Патуреля, считающего, что войну между Англией и Францией «создала» историческая традиция.
В зарубежной историографии второй половины XX в. наиболее крупным специалистом по истории Столетней войны признан К. Фаулер. Он посвятил этому сюжету первую после Э. Перруа специальную монографию [207]. Монография Фаулера богата фактическим материалом, образно и ярко написана. В книге представлены разные стороны жизни английского и французского общества периода войны, большое внимание уделено вопросам культуры. Фаулер упоминает, что среди разногласий, вызвавших военный конфликт, имели место и экономические вопросы. К их числу он справедливо относит заинтересованность Англии в гасконских доходах. Не была забыта и Фландрия, являвшаяся объектом столкновения именно экономических, в первую очередь торговых интересов сторон. Правда, упоминание о ней у Фаулера еще более беглое, чем о гасконских доходах. Основное внимание автора отдано юридической запутанности положения английских королей в Гаскони и династическим проблемам. Взгляд на династический вопрос как основную причину войны, предложенный еще в 50-е гг. Темплемэном и получивший затем развитие в работах Ле Патуреля, у Фаулера фигурирует как общепринятый и очевидный. В таком подходе есть определенное рациональное зерно: сосредоточив внимание на давности и глубине династических, разногласий между Плантагенетами и Капетингами, английские исследователи объективно приблизились к пониманию единства англо-французских противоречий в течение XII–XV вв.
Получило развитие в работах Фаулера и стремление расценить характер войны как оборонительный для Англии. Автор пишет о возможности использования для вторжения в Англию крестоносного флота, которым командовал Филипп VI, о гипотетическом плане высадки французской армии в Южной Англии [208]. Стремление найти «несправедливо обиженного» в конфликте двух активно развивавшихся государств снижает ценность научного исследования. Еще Ф. Вольф называл «смешными» попытки подходить к событиям Столетней войны с современными нравственными критериями.
Так же как и Ле Патурель, Фаулер утверждает мысль о несоответствии некоторых устоявшихся общих представлений реальной действительности прошлого. Так, он предлагает полностью переоценить степень отрицательного воздействия войны на развитие Франции, высказывая предположение о сознательном преувеличении современниками и историками разорения страны, на территории которой в течение более ста лет периодически велись военные действия. Положительные же изменения в жизни Франции, порожденные войной, по его мнению, бесспорны: перемещение населения из деревни в город, ломка провинциальных барьеров, создание регулярной армии, усиление роли Генеральных штатов и даже «политическая гармония» [209].
В английской историографии 70-х гг. утверждение оборонительного характера Столетней войны для Англии стало общим местом. Так, в монографии М. Вейля «Английская Гасконь», где гасконский вопрос расценивается как основной среди причин войны, эта область на юго-западе Франции названа «передовой линией защиты от вторжения». Война же в целом рассматривается в первую очередь как борьба Англии за обеспечение своей безопасности; попытки утвердиться во Фландрии и Бретани имели, по мнению автора, цель создания защитного барьера вдоль побережья [210].
В английских работах конца 70-х — начала 80-х гг. особенно прочно укрепилась тенденция к рассмотрению характера войны и задач Англии на континенте в самом благоприятном для нее свете. Весьма характерны в этом отношении труды А. Гудмэна, Ч. Аллманда и Д. Сьюарда.
Гудмэн впервые прямо сказал о том, что власть Генриха V во Франции была вполне законной, а договор в Труа — благом для Франции. Английское правление в Нормандии имело прежде всего созидательные прогрессивные цели (отмечено «упрощение» торговли с Англией, открытие университета в Кане и т. п.). И только ошибки ланкастерского правления, преждевременная кончина регента Бедфорда и другие подобного рода субъективные факторы помешали реальному созданию объединенного англо-французского королевства [211]. При таком подходе особенно сложным становится вообще мало разрабатываемый в английских исследованиях вопрос об освободительном движении во Франции в период Столетней войны. Однако даже его Гудмэн представил под углом зрения позитивной оценки английской власти на французских землях. Причиной антианглийских выступлений он считает не недовольство оккупацией, а то, что англичане не всегда были в силах реально защитить мирных жителей от разбойников и мародеров [212].
Те же установки лежат в основе монографии Ч. Аллманда об английской власти в Нормандии [213]. По-видимому, отвечая на французские исследования этой проблемы (о них будет сказано ниже), автор стремится подчеркнуть несходство между средневековой «оккупацией» и этим же явлением в новое и новейшее время, оттеняет позитивные стороны английской власти в Северной Франции. При всей справедливости требования определенных коррективов при изучении явления применительно к Средневековью это построение носит искусственный характер. Английская власть в XV в. воспринималась населением как иноземная и враждебная [214].
Д. Сьюард в большей степени придерживается традиционных взглядов на историю Столетней войны. В отличие от многих других авторов, он не отрицает ее межгосударственный характер, не поддерживает тенденции к принижению ее исторического значения. Вместе с тем работа Сьюарда свидетельствует об утверждении в английской историографии по проблемам Столетней войны ряда положений, прямо вытекающих из имевшей место в 50–60-х гг. ревизии традиционных взглядов: стремление усилить оборонительный аспект войны для Англии; уменьшение роли материальных факторов в англо-французских противоречиях; общие ярко выраженные проанглийские позиции [215].