Столетняя война. Леопард против лилии
Шрифт:
Ценой больших усилий Англии удалось еще на целое столетие удержать последний опорный пункт на континенте – порт Кале (присоединен к Франции в 1558 г.). Тем не менее исторически сложившийся комплекс англо-французских противоречий был разрешен в 50-х гг. XV в.
Глава V
Столетняя война в источниках и историографии
(Вместо заключения)
События Столетней войны широко отражены в источниках. Не одно поколение людей прожило свою жизнь в обстановке непрекращающегося вооруженного конфликта между Англией и Францией. В их сознании факты истории англо-французской борьбы получили различное, но неизменно заметное отражение. Наиболее полно и непосредственно оно дошло до нас в трудах средневековых хронистов.
Хроники – интереснейший источник для изучения фактической истории международных отношений и англо-французской борьбы. Только с их помощью можно воссоздать относительно полную картину многоплановых и масштабных событий международной жизни. Степень достоверности и полноты этих важнейших источников зависит от многих факторов: времени жизни хрониста, его социальной принадлежности и занимаемого в обществе положения, его осведомленности и политических убеждений, наконец, от личных вкусов и привязанностей. Первым показателем достоверности данных хроники служит время жизни автора. Естественно предположить, что наиболее полны и точны сведения о тех событиях, очевидцем которых был хронист. Это обстоятельство строго учитывалось автором настоящей книги. Были использованы около тридцати хроник, написанных в период со второй половины XII в. до середины XV в. в основном в Англии и во Франции; в меньшей степени привлекались также шотландские и испанские хроники. События начального этапа англо-французского соперничества освещены преимущественно в официальных хрониках, отражающих взгляды и позиции правящих кругов. Наиболее показательны в этом смысле, например, произведение аббата Бенедикта «Деяния короля Генриха II» или первая часть хроники Роджера Вендоверского «Цветы истории» (сам автор писал в первой половине XIII в., но начало хроники, посвященное Генриху II, скомпилировал из трудов своих предшественников) [163] . Сочинения этих хронистов еще обнаруживают свою генетическую связь с анналистикой эпохи раннего Средневековья (большинство из них имело «всемирный» масштаб), но в них уже ощущается большой интерес к политическим событиям и пристрастность авторов при описании деятельности «своего» короля. При конфликтном характере отношений между английской и французской монархиями это уже на самом раннем этапе обусловливало некоторую предвзятость оценок и даже освещения событий.
163
Gesta Regis Henrici Secundi Benedicti Abbatis. The Chronicle of the Reigns of Henry II and Richard I (1169—1192) / Ed. W. Stubbs. V. I—II. L.,1867; The Flowers of History by Roger de Wendover: from the Year of Our Lord 1154, and the First Year of Henry the Second, King of the English / Ed. H. G. Hewlett. V. I—III. L., 1886—1889.
Эта тенденция сделалась еще более заметной в хрониках XIII в., когда хронистика достигла высокого уровня как во Франции, так и в Англии. Знаменитая хроника монаха Сент-Олбанского монастыря Матвея Парижского в Англии или труд советника Людовика IX Жана Жуанвиля о деяниях французского короля окрашены отчетливым осознанием глубоких противоречий между Англией и Францией и стремлением авторов передать потомкам убежденность в правоте «своего» монарха [164] . Посвященная преимущественно событиям второй половины XIII в., хроника одного из монастырей в Восточной Англии (т. е. созданная не в официальном королевском скриптории Сент-Олбанса) еще более пристрастна, чем труд Матвея Парижского [165] . В ней уже чувствуется не только одобрение деяний английского короля, но и острая неприязнь к тем странам и народам, с которыми он враждует (Франция, Шотландия). Далеки от беспристрастного описания и две испанские хроники XIII в., отразившие завоевательные экспедиции Франции на Пиренейский полуостров [166] . Хотя их авторы отдают дань рыцарским достоинствам французов, они не могут сочувствовать самому факту их завоеваний за Пиренеями. Процесс формирования народностей, расцвета самостоятельной государственности в большинстве западноевропейских стран привел к тому, что хронисты далеко отошли от беспристрастного описания событий, в особенности – международных.
164
Mattei Parisiensis Monachi Sancti Albani, Historia Anglorum. sive, ut vulgo dicitur, Historia Minor / Ed. F. Madden. V. I—III. L., 1866—1869; Joinville Jean. Le livre de saintes paroles et des bons faits de notre Saint roi Louis // Historiens et chroniqueurs du moyen вge / Ed. A. Pauphilet. P., 1952.
165
The Chronicle of Bary St. Edmunds 1212—1301 / Ed. A. Gransden. L., 1964.
166
Chronique du trиs manifique seigneur Ramon Muntaner. Chronica del rey en pere e dels sens antecessors passats, per Bernat d’Esclot // Chroniques йtrangиres relatives aux expйditions franзaises, pendant le XIIIe sшиcle / Ed. J. Buchon. P., 1841.
Наивысшей степени предвзятость авторов английских и французских хроник достигла в эпоху Столетней войны. В условиях острого и бесконечно долгого военно-политического конфликта в трудах хронистов стали проявляться зачатки национального самосознания, связанные с завершением формирования народностей и появлением предпосылок для возникновения национальных государств. По мере обострения борьбы между Англией и Францией они становились все более яркими, углубляя предвзятость хронистов в передаче и освещении фактов. Так, аббат монастыря св. Марии в Йорке Томас Бертон, живший в конце XIV – начале XV в., попытался представить англо-французскую войну как исключительно оборонительную со стороны Англии. Его предшественники Уолсингем и анонимный монах того же монастыря в XIV в. были и сдержаннее и объективнее [167] . Откровенно пристрастно излагали и оценивали события заключительных десятилетий войны французские хронисты, находившиеся под впечатлением высокого подъема освободительной борьбы во Франции [168] . Сопоставление данных английских и французских хроник позволяет внести поправки на проявление такого рода субъективности, отбросив крайние преувеличения и откровенные искажения.
167
Burton Th. Chronica monasterii de Melsa, a fundatione ad annum 1396. Ed. E. A. Bond. L., 1866—1868. V. I—III; Walsingham Th. Historia Anglicana // Chronica Monasterii S. Albani. L., 1863—1864. V. I—II; Chronicon Rerum Gestarum in Monasterio Sancti Albani, Regnate Henrico Sexto, a quodam Auctore Ignoto Compilatum. L., 1870.
168
Cronique du Mont Saint-Michel (1343—1468) / Ed. S. Luce. P., 1879—1883. T. I—II. Narratives of the Expulsion of the English from Normandy. / Ed. J. Stevenson. L., 1863 (Robertus Blondelli de Reductione Normannie; Les Recouvrement de Normandie, par Berry, Herault du Roy).
Важный отпечаток на качество содержащейся в хрониках информации налагают социальное происхождение и общественное положение авторов. Это сближает содержание официальной французской хроники монастыря Сен-Дени и труда Томаса Уолсингема, возглавлявшего скрипторий Сент-Олбанского аббатства в Англии. При всей своей пристрастности обнаруживают большое внутреннее сходство в оценках и подходе к характеру происходящих событий автор «Хроники Англии» Джон Капгрейв и такие французские хронисты, как Тома Базен и Гийом Кузино или бургундский придворный хронист Ангерран Монстреле. Это люди одного круга, сходного общественного положения и единых, по существу, взглядов, хотя их оценки диаметрально противоположны вследствие их принадлежности к разным государствам. Капгрейв – видный церковный деятель и придворный, друг герцога Глостерского – брата английского короля Генриха V; Базен – епископ, известный политик; Кузино – секретарь, а затем канцлер французского короля Карла VII; Монстреле – приближенный герцога Филиппа Доброго. Все это сближает их позиции в основных вопросах внутренней и внешней политики, делает сходными их по существу. [169]
169
Chronique de religieux de St. Denys, contentant le rиgne de Charles VI, de 1380 а 1422 / Publ. L. Bellaguet. P., 1839—1844. T. I—IV; CapgraveJ. The Chronicle of England / Ed. F. Ch. Hingeston. L., 1858; Basin Thomas. Histoire de Charles VII / Ed. Ch. Samaran. P., 1944. T. I—II; Chronique de la Pucelle ou chronique de Cousinot / Publ. M.Vallet de Viriville. P., 1859; Chroniques de Monstrelet (France, Angleterre, Bourgogne) 1400—1444 / Ed. J. Buchon. P., 1875.
Принципиально отличаются от них по своим взглядам анонимный автор «Хроники первых четырех Валуа» и хронист Жан де Венетт [170] . Не имея данных о биографии первого из них, мы можем получить довольно полное представление о его личности. Она проявилась на страницах хроники. По всей видимости, он происходил из городского сословия и сохранил горячую симпатию к «добрым горожанам» Франции. Показательно, что в его сочинении патриотические чувства прозвучали гораздо раньше и отчетливее, чем в официальных придворных хрониках. Выходец из крестьян, Жан де Венетт горячо сочувствовал испытаниям, выпавшим на долю народа Франции в первые десятилетия Столетней войны. В силу этого именно он наиболее ярко отразил обострение социальных противоречий, вызванное военными поражениями и предательским поведением правящей верхушки. По той же причине труд Жана де Венетта – один из наиболее полных и ценных источников по истории массового освободительного движения во Франции во второй половине XIV в.
170
Chronique des quatre premiers Valois (1327—1393) / Ed. S. Luce. P., 1862; The Chronicle of Jean de Venette / Ed. R. A. Newhall. N. Y., 1953.
При всей важности фактора социального происхождения хрониста он не всегда играет определяющую роль. Яркий пример этого – Жан Фруассар [171] . Выходец из мелкого нидерландского бюргерства, он полностью оторвался от своих социальных корней. Придворная служба и страстная привязанность к куртуазной поэзии сделали Фруассара восторженным певцом рыцарских добродетелей и подвигов. История англо-французской войны представляла для него неоценимый материал. Фруассар одинаково пылко восхищался подвигами рыцарей любой страны. Это отнюдь не означает, что его хроники беспристрастно рисуют борьбу между Англией и Францией. Напротив, в их разных редакциях проступает сначала яркая проанглийская, а затем профранцузская окраска. Она, однако, не имеет ничего общего с ростками национального самосознания. Фруассар строго ориентировался на интересы своих покровителей и служил сначала при английском дворе, а затем во Франции.
171
Froissart J. Chroniques / Publ. S. Luce. P., 1869—1874. T. I—V.
При всех отмеченных слабостях труд Фруассара представляет большую ценность при изучении истории борьбы английской и французской монархий. Прежде всего его огромным достоинством является основательная источниковая база. Известно, что Фруассар активно собирал свидетельства очевидцев и даже документы в нескольких европейских странах. В силу любви к рыцарству он придавал в своей хронике большое значение чисто военным вопросам: вооружению, тактике, численности войск и т. п. При изучении истории конфликтных отношений между Англией и Францией это представляется существенным. Заметим, что подобные данные почти полностью отсутствуют в трудах большинства хронистов – служителей церкви.
Возвращаясь к вопросу о влиянии социального происхождения авторов хроник на содержание их произведений, следует отметить «отступление от правила» в трудах еще двух известных французских хронистов XV в. – Робера Блонделля и Жака де Бувьера, по прозвищу Берри [172] . Блонделль – рыцарь из Нормандии, Берри – герольд Карла VII. Под впечатлением высокого накала массового освободительного движения во Франции оба автора описали историю освобождения Северной Франции в манере, нетипичной для рыцарей. Страницы их хроник пронизаны горячим патриотическим чувством и презрением к англичанам, не исключая и английских баронов, – например, главнокомандующего Тальбота. Еще большим отступлением от рыцарской идеологии является внимание Блонделля и Берри к простым людям Франции. Горожане и даже крестьяне показаны как помощники Карла VII и его армии в деле освобождения Нормандии. Все это превращает записки Блонделля и Берри в источники неодноплановые:
172
Narratives of the Expulsion of English from Normandy / Ed. Y. Stevenson. L., 1863.
помимо богатого фактического материала, основанного у Берри на личном участии в Нормандской кампании, в них ценно свидетельство особой духовной атмосферы во Франции середины XV в. Они помогают воссоздать то, что называют «духом армии» – фактор, имеющий решающее значение в массовых освободительных движениях.
При всей ценности источников нарративного характера их данные недостаточно полны и надежны для воссоздания истории международных отношений. Они нуждаются в корректировке с помощью других материалов. Государственные акты заинтересованных стран, международные договоры, официальная переписка служат самым естественным источником относительно объективной информации. Договоры о мире, тексты соглашений о временных перемириях, инструкции послам, журналы переговоров, заключения по итогам третейских судов – таков основной видовой состав этой группы документов. Наиболее важны универсальные издания первой половины XVII в., такие, как собрание мирных договоров европейских государей, опубликованное Бернаром Жаком, или известное многотомное издание дипломатических документов английской короны Фомы Раймера [173] . При всех недостатках археографического характера эти издания отличаются важным достоинством: состав документов в них позволяет исследователю максимально приблизиться к работе с архивным фондом, в котором не произведен тематический отбор под углом зрения той или иной конкретной темы. Среди современных документальных публикаций такой подход почти не встречается. В качестве исключения можно отметить издание дипломатических документов из Государственного архива в Лондоне. [174]
173
Recueil des traitez de paix, de trкve, de neutralitй:… faites entre les impereurs, rois, repuliques… T. I. / Ed. B.Jacques. Amsterdam, 1700; Foedera, conventiones, litterae, et cujuscunque generis acta publica inter reges Angliae et alios quosvis imperatores, reges, pontifices, principes, vel communitates / Ed. T. Rymer. V. I—X, Hagae, 1739—1745.
174
Diplomatic Documents Preserved in the Public Record Office / Ed. P. Chaplais. V. I. (1101—1272). L., 1964.