Столетняя война
Шрифт:
Среди них самая расплывчатая и неясная роль принадлежала Королевскому совету. Он мог либо сливаться с двором как таковым, представляя собой совокупность всех чиновников, светских и церковных баронов, либо включать ограниченное число представителей этих баронов, либо состоять лишь из приближенных короля. Но в него входили также платные советники, руководители ведомств и фавориты, пребывающие в данный момент в милости; все они получали фиксированные выплаты и давали клятву не разглашать никаких секретов, обсуждавшихся на заседаниях Совета. Однажды при сыновьях Филиппа Красивого баронство попыталось, как только что сделали в Англии, поставить этот Совет под свой контроль, предписав ему постоянный состав; документы того времени упоминают Узкий совет (Conseil etroit), включающий всего 24 члена и называемый также Большим советом или Советом месяца (Conseil du mois), от которого бароны требовали, чтобы он заседал раз в месяц; но, видимо, ловкость Филиппа V позволила ему без труда нейтрализовать опеку баронов, желавших ограничить его власть, — после него упоминаний о подобном баронском контроле больше нет. В царствование Филиппа Валуа Совет вновь приобрел прежнюю гибкость и непостоянство состава, что отражало свободу суверена соглашаться лишь с теми мнениями, с какими он сочтет нужным. Итак, этот Совет имел лишь совещательную функцию и даже исполнительную, так как отправлял другим органам приказы, вытекавшие из принятых решений; кроме того, он обладал судебными функциями, оставляя себе на рассмотрение самые каверзные дела, которые мог разрешить в качестве верховного судьи только король, принимавший прошения от докладчиков прошений. Клирики, рыцари, мелкие бароны, входившие в его постоянный состав, пока никак не специализировались в рассмотрении дел, подлежащих
Все остальные органы — это четыре-пять больших ведомств, обеспечивавших управление страной из единого центра и отправлявших правосудие. Казначейство, дела которого вели два-три казначея и один меняла, инкассировало доходы с домена, не потраченные на местах, производило выплаты или ассигнования по приказу Совета, вело сложную бухгалтерию и решало спорные вопросы по домениальным делам. И Монетный двор с его верховным смотрителем, и Лесное ведомство с его смотрителями и измерителями имели свою администрацию с собственными судебными правами. Канцелярия в лице ее нотариусов и секретарей рассылала все королевские акты, запечатанные как большой печатью, так и «секретной печатью», отчего некоторые писцы, ведущие личную переписку суверена, получали название секретарей. Отдельного рассмотрения заслуживают два таких важных органа, как парламент и Счетная палата, в 1328 г. только-только приобретающие по-настоящему самостоятельный облик.
Суд в парламенте (Cour en Parlement), окончательно организованный ордонансами Филиппа V за 1319 и 1320 гг. (но ему придется дожидаться ордонанса за март 1345 г., чтобы получить название парламентского суда, Cour de Parlement), имел постоянный состав президентов, советников-клириков, советников-мирян и докладчиков прошений. Он был разделен на четыре палаты: Большую, уголовную, следственную и палату прошений, к которым иногда присоединяют Палату писаного права, занимавшуюся делами южных провинций. Как профессиональные юристы, эти судьи являлись ярыми защитниками не только законов обычного права, но и королевского величества, уважение к власти которого они умели внушать людям во всем королевстве. Они получали и провоцировали все апелляции, откуда бы они ни исходили, — не только на обладателей низшей юрисдикции из числа королевских чиновников в бальяжах и сенешальствах, но и на решения сеньориальных судов крупнейших вассалов. Апелляция в парламент — самое сильное оружие в руках монархии, желающей вмешаться в дела управления крупными фьефами. Во время каникул верховного суда делегации советников приезжали в некоторые привилегированные провинции, чтобы разбирать здешние прошения на месте; в Нормандии это называлось Судом шахматной доски, в Шампани — Великими днями [14] .
14
Или «Днями Труа», потому что эти заседания проходили в шампанском городе Труа (прим. ред.).
Счетная палата, ставшая отдельным органом в 1304 г., но получившая конститутивную хартию только в январе 1320 г., по ордонансу в Вивье-ле-Бре, — краеугольный камень всего управления монархией. Ей были подотчетны все, кто распоряжался деньгами, от казначеев до самых мелких прево. Хранительница домена, она расследовала незаконные захваты, мошеннические отчуждения земель, получала результаты переписи по фьефам, следила за нормальным функционированием всех служб. Она ограничивала расточительность короля, выявляла и преследовала нерадивых чиновников и взяточников.
Несмотря на все большую специализацию, центральная администрация имела еще очень ограниченный состав, и ее было нетрудно контролировать. Более ста судей насчитывал разве что парламент. В Канцелярии, в Казначействе, в Счетной палате, в Лесном ведомстве, вместе взятых, служило, не считая низшего персонала, всего 80—85 чиновников. В общем, правительственные органы состояли менее чем из двухсот чиновников.
Местные органы управления нуждались в более многочисленном персонале, который недавно, в начале XIV в., быстро вырос, что сразу же почувствовали податные люди. Эти органы относились к бальяжам (baillies, или baillages) и сенешальствам (на сенешальства разбиты бывшие аквитанские или тулузские домены); границы их полномочий были размыты, компетенция определена плохо, но эти органы позволяли центру через посредство бальи, сенешалей и их подчиненных осуществлять власть монарха не только над подданными королевского домена, но и над подданными вассалов — крупных и мелких. «Опись очагов» за 1328 г. упоминает 24 бальяжа и 10 сенешальств, которые можно сгруппировать так:
1) бальяжи старого домена: виконтство Париж, которым управлял прево, но с полномочиями бальи, Орлеан, Санлис, Вермандуа, Амьен, Сане, Тур, Бурж, Макон, бальи которого носил также титул сенешаля Лиона после аннексии последнего; добавим сюда Лилль, приобретение Филиппа Красивого;
2) пять бальяжей Нормандии (Ко, Руан, Кан, Кутанс, Жизор);
3) четыре бальяжа Шампани (Труа, Мо и Провен, Витри, Шомон);
4) бальяжи апанажа Валуа: Валуа, Анжу, Мен;
5) бальяжи апанажа Альфонса Пуатевинского: Овернь и Овернские горы, а также сенешальства Пуату и Сентонж;
6) бывшие владения рода Сен-Жиль: Руэрг, Тулуза, Каркассон, Бокер;
7) Бигор;
8) недавно возвращенные сенешальства Аквитании: Лимузен, Перигор, Ажене.
Этот собственно домен, то есть владения, контролируемые королем непосредственно или через незначительных вассалов, включал 23 800 приходов, куда в целом входили 2470 тыс. очагов. Бальи и сенешали, которых обычно выбирали из мелких дворян и часто переводили по службе, представляли здесь короля во всей полноте его власти. Денежные дела в домене они отдавали на откуп чиновникам, именуемым прево, байле (bayles) или вигье (viguiers), надзирали за сборщиком налогов в бальяже, за лесниками, за комиссарами налогового ведомства, прибывающими с временными миссиями; председательствовали в суде бальяжа лично или были представлены «судьей-магом» (juge-mage), судьей в южных сенешальствах, принимали апелляции на решения судов сеньориальной юрисдикции, имея право обращаться в парламент. Им были подчинены канцлер или хранитель печати, прокурор, все большее количество сержантов, приставов, церковных сторожей. Получая скудное, но в основном честное жалованье, кроме как на самых нижних ступенях, эти чиновники скромного происхождения, гордившиеся, что представляют самого короля, самоотверженно служили его интересам, буквально обожествляли монархию, особенно после смерти Людовика Святого, и оттого усматривали посягательство на прерогативы величества в привилегиях, в сеньориальной юрисдикции, в городских вольностях — во всем, что возмущало их уравнительный фанатизм и к чему король тем не менее приноравливался гораздо лучше, чем они. Их властные поползновения не ограничивались пределами домена — они запросто переходили границы крупных фьефов и апанажей, еще составлявших добрую четверть королевства. Хотя оценка площади «аннексий» показывает, что со времен Филиппа Августа королевский домен неизмеримо вырос, политика Капетингов, феодальных суверенов по сути, отнюдь не была нацелена на поглощение всех территорий, составляющих королевство, — путем ли завоевания, покупки или наследования. Домениальную политику им диктовала случайность. Если они и сломили самых могущественных из своих вассалов, то лишь затем, чтобы непосредственно контролировать достаточно обширный домен, удовлетворявший их растущие потребности в деньгах. Чаще всего последние приобретения они передавали младшим братьям как апанажи, удовлетворяясь заменой свергнутой династии на младшую ветвь своего рода, от которой ожидали более прочной вассальной преданности. Только по счастливой случайности большая часть этих неосмотрительно розданных апанажей вернулась обратно в домен — потому что их владельцы либо надели корону, либо умерли без потомства. Непосредственно после восшествия Валуа на престол существовало только пять апанажей очень ограниченных размеров, не позволявших их обладателям противиться королевской власти. Это были, с севера на юг: Артуа, которым правила графиня Маго, внучатая племянница Людовика Святого и теща покойного Филиппа V; Бомон-ле-Роже, недавно переданный Роберу д'Артуа, племяннику Маго, но вскоре отнятый у вероломного вассала, дети которого тем не менее получат в качестве компенсации графство Э; Эврё, находящийся под властью племянника Филиппа Красивого, тоже Филиппа, — благодаря браку с дочерью Людовика X он получит также графства Ангулем и Мортен; Алансон и Перш, которые Филипп VI подарит брату Карлу, основателю династии, что угаснет только при Людовике XI; наконец, Бурбон — основная сеньория этого рода не была апанажем, но они только что, в 1327 г., обменяли свое крошечное графство Клермон в области Бове на графство Марш и титулы герцога и пэра для властителя Бурбонской области, Принцы — владельцы этих апанажей по своему положению были не выше представителей мелких графских родов, еще властвующих кое-где на севере и в центре королевства, например, в Блуа, Ретеле, Баре, Невере, Форе.
Королю приходилось иметь дело только с четырьмя крупными феодалами, которые все были пэрами Франции; но княжество Бретань, возведенное в ранг герцогства в 1297 г., и Бургундия, где еще правила старинная ветвь рода Капетингов, имели рыхлую структуру, здесь герцог обладал лишь ограниченной властью над сильными и строптивыми феодалами и потому был не очень опасен для монархии. Иное дело — графство Фландрия и герцогство Гиень: первое было могущественным благодаря процветающей промышленности и торговле, благодаря тому, что его административная организация была отлажена еще в давние времена, а второе — потому, что его герцог был одновременно и королем Англии. Пример Фландрии служит великолепной иллюстрацией капетингской политики по отношению к крупным фьефам, направленной на то, чтобы утвердить в них верховенство власти монарха, но не аннексировать, включая в домен. Если королевские чиновники, действия которых определялись в большей мере их собственной инициативой, нежели волей их хозяина, жестко навязывали свою власть, то, вопреки видимости, в их планы никогда не входило изгонять строптивого вассала силой — ни из Фландрии, ни из Гиени. После царствования Филиппа Красивого они все чаще передавали дела, в исходе которых король мог быть заинтересован, в королевские суды, принимали апелляции к суду парламента на графские суды и ходатайствовали за апеллянтов, брали последних под свое покровительство, изымая их из-под юрисдикции графа, принимали на себя управление городами, водружая над ними королевское знамя, заставляли использовать французский язык в тех процессах, где участвовали. Во Фландрии эта политика натолкнулась на неожиданный отпор. Ничего не понимая в социальной борьбе, расколовшей промышленные города, королевские чиновники оказали мощную поддержку патрициату в порабощении рабочих. Этим они спровоцировали восстание беднейших ремесленников против невыносимой диктатуры патрициев-leliaerts, то есть сторонников французских лилий, а затем — мятеж графа Ги де Дампьерра, выведенного из себя частыми вмешательствами в его дела. Яростная война, шедшая с переменным успехом, завершилась в 1305 г. миром в Атис-сюр-Орж, в соответствии с которым фьеф возвращался сыну мятежного вассала — Роберту Бетюнскому. Французский король ограничился требованием срытия стен крупнейших фламандских городов-коммун, клятвы верности от всех жителей графства и выплаты тяжелых репараций, в залог которых были временно оккупированы шателенства Лилль, Дуэ и Бетюн. В 1312 г. граф предпочел уступить сюзерену заложенные территории, чем платить репарации. Наконец в 1320 г. Бетюн был передан Артуа в обмен на шателенство Орши, чем и завершилась «передача фландрских земель» (transport de Flandre), единственная территориальная аннексия, которой добился Капетинг в результате долгих, дорогостоящих и тяжелых карательных походов. Впрочем, ему было достаточно, чтобы новый граф вернулся в повиновение и больше не препятствовал действиям королевских чиновников.
Королевская власть, еще полвека назад вся проникнутая феодальным духом и совершенно патриархальная, теперь, побуждаемая смелыми действиями своих агентов, поощряемая южными легистами, которые, вскормленные римским правом, уподобляли ее абсолютистской тирании поздней Римской империи, стремилась — может быть, не сознавая этого, но определенно — преобразовать Францию в королевство, соответствующее представлениям нового времени, где воля суверена, высший закон нации, встречала бы лишь беспрекословное повиновение. Однако для полной реализации своих амбиций ей, как и всем другим европейским королевствам, недоставало двух вещей: регулярной армии и стабильных финансов.
Феодальные монархии веками не знали иной армии, чем ост (ost), ополчение вассалов, созываемое только в случае войны. Прежде всего и в основном ост состоял из рыцарей — тяжеловооруженных всадников, приобретавших вооружение за свой счет, к которым добавлялась масса необученной пехоты, поставляемой городами и сельскими общинами. Теоретически каждый вассал и даже каждый подданный был обязан службой в осте королю как сюзерену. Но обычай быстро свел эту обязанность до ничтожной малости. Теперь вассалы короны приводили в королевский ост лишь ограниченный контингент рыцарей, не более десятой части сил, которыми могли располагать сами в частных войнах, а коммуны присылали только определенное число сержантов. Кроме того, почти все обычаи ограничивали службу рыцарей, когда они сражались за пределами своей провинции, сорока днями, а службу пехоты — тремя месяцами. Из этого вытекали серьезные последствия для характера военных действий, ведущихся самыми могущественными государями Европы, последствия, которые будут сказываться в течение почти всей Столетней войны. Первое — это крайняя малочисленность вооруженных сил, далеко не достигавшая тех немыслимых цифр, которые приводят хронисты. Последние Капетинги в свои, часто трудные, походы могли выводить лишь смехотворные контингенты — число рыцарей порой было не более 600 и никогда не превышало 2500 человек, число конных сержантов, легковооруженной кавалерии, не достигало и удвоенной численности первых, а пехота, которую ценили мало, редко насчитывала более 5000 человек. И при таких скудных силах — от 10 до 15 тыс. бойцов во всей армии — французский король по праву считался одним из самых могущественных владык христианского мира. Валуа сумеют немного увеличить численность своих войск, но не удвоить ее. Второе: кратковременность срока службы исключало проведение каких-либо масштабных военных действий. Ост созывали в последний момент, а собирался он всегда медленней, чем ожидалось. Поход начинался с запозданием, к концу лета, вскоре наступала осень с плохой погодой, влекущая за собой массовые дезертирства. Об осадах стало можно думать только после того, как прогресс военной инженерии дал возможность проведения долговременных операций и даже использования — едва намечающегося — артиллерии; командующие редко отваживались дать правильное сражение, исход которого был всегда непредсказуем. Чаще всего экспедиция представляла собой просто опустошительный и недолгий «набег» (chevauchee) на земли противника. Перемирия, плохо соблюдавшиеся обеими сторонами, означали перенос боевых действий на следующее лето. В решении этих проблем последние Капетинги смогли применить лишь полумеры. Чаще, чем предшественники, они прибегали к помощи иностранных наемников, имперских рыцарей, генуэзских арбалетчиков. Но поскольку наемники требовали большого жалованья, а также отличались недисциплинированностью и склонностью к грабежам, короли ограничивались наймом небольших отрядов, способных разве что оказывать поддержку основным силам. Чтобы ост мог вести боевые действия дольше традиционных шести недель, жалованье приходилось платить и ему. Теперь наемной становилась вся армия, независимо от способа ее набора, — как феодальные, так и иностранные войска. Суммы жалованья, зафиксированные с 1274 г. королевским ордонансом, поднялись до 20 турских су в день для рыцарей-баннеретов [15] , 10 су — для простых рыцарей, 6-7 су — для оруженосцев, 15 денье — для арбалетчиков и 1 су — для пеших сержантов. Для набора армии, контроля личного состава, производства выплат была специальная администрация. Коннетабль осуществлял верховное командование боевыми действиями и руководил размещением войск в лагере, два маршала — для кавалерии и командир арбалетчиков — для пехоты заключали контракты с капитанами и производили смотры (montres), удостоверяясь, что отряд имеет договорную численность. Два-три «военных казначея» (tresoriers des guerres) и клерк командира арбалетчиков выплачивали жалованье согласно ведомостям, составленным по итогам смотров. Теоретически эта система, казалось бы, позволяла набрать многочисленное войско: ведь почти полное исчезновение частных войн к концу XIII в. лишило класс знати его излюбленного времяпрепровождения, подтолкнув в массовом порядке предлагать свои услуги королю. Профессиональные воины стали объединяться в отряды — «руты» (routes) под командованием бывалых капитанов. Они либо действовали самостоятельно, либо их нанимали крупные феодалы, призванные в ост, и этих рутьеров (routiers), чьи грабительские инстинкты Франция вскоре ощутила на своей шкуре, за деньги можно набрать в большом количестве. В 1337 г. только граф Фуа приведет в ост Гиени более 300 всадников, а в целом тысячу солдат и слуг. Но фактически король всегда будет располагать лишь ограниченными вооруженными силами, не имея денег на оплату многочисленной армии.
15
Баннерет — рыцарь, способный привести в королевское войско отряд рыцарей и имеющий право командовать им под своим собственным стягом (банньером). Как правило, баннеретами были знатные рыцари — но не графы или бароны, — занимавшие устойчивое положение в феодальной иерархии и со значительным доходом, позволявшим им содержать отряд за свой счет (прим. ред.).