Столетняя война
Шрифт:
Это дело поручили графу д'Арманьяку, и оно было деликатным: и для него, поскольку он был вассалом англичанина, и потому, что к явным приготовлениям к войне было нежелательно привлекать внимание. В июле 1367 г. Жан д'Арманьяк был в Париже. В сентябре компании, выбранные в Испании, прошли через Ронсевальское ущелье. Карл V велел нанять тысячу «копий»; девятьсот из них набрали из вернувшихся компаний. Но этим дело и ограничилось. Жан д'Арманьяк, обратившись с жалобой на своего сеньора — Плантагенета к своему суверену — королю Франции, сыграет в процессе возвращения земель совсем другую роль, чем предполагалось. Но многие из компаний, которые вернулись в конце 1367 г. из Испании — и которых не хотели видеть в Лангедоке, где вовсю возобновились грабежи, — через два года оказались в армии герцога Анжуйского.
Однако Карл V не спешил. Как некогда в отношениях с Этьеном Марселем, он имитировал добрую волю и рассчитывал только на ошибки противника. Он делал вид, что платит выкуп за Иоанна Доброго, он форсировал передачу территорий согласно договору в Бретиньи.
Теперь выплата выкупа за короля Иоанна означала освобождение последних заложников — Иоанна Беррийского, Пьера Алансонского и некоторых других. Были введены специальные налоги, чтобы выплачивать этот долг (косвенные налоги на потребление, очень непопулярные, потому что собирались как с бедных, так и с богатых) но они служили прежде всего для финансирования внутренней политики и для борьбы против компаний. В 1360 г. Эдуард III требовал из трехмиллионного выкупа всего четыреста тысяч экю, чтобы освободить Иоанна Доброго. Через пять лет, когда еще не выплатили и первый миллион, Карл V, укрепив монетную систему за счет стабилизации франка в апреле 1365 г. (такой франк просуществует двадцать лет) [75] , предложил англичанам сроки платежей, которые старался выдерживать. Предполагалось выплатить миллион в 1366 г. и полтора миллиона в 1367 г.
75
Строго говоря, золотая монета под названием «конный франк» (franc а cheval) с изображением конного короля на аверсе появилась еще при Иоанне II, в 1360 г., и действительно чеканилась до 1385 г.; в 1365 г. начали чеканить монету «пеший франк» (franc а pied), со стоящим королем на аверсе (прим. ред.).
Передача уступаемых территорий завершилась в 1362 г. Об отказах, предусмотренных в Кале (Эдуарда — от прав на корону, французского короля — от своего суверенитета над Гиенью) речи больше не заходило. Каждый рассчитывал извлечь преимущество из фактического состояния дел, как будто отражавшего правовое, не ставя заново под вопрос результат переговоров, что, казалось, сделать непросто. Мог ли Эдуард III — после Пуатье, после Нахеры — бояться восстановления французского суверенитета над Гиенью, суверенитета, сама память о котором стиралась? Когда он сообразил, какой юридический козырь тем самым оставил для Валуа, было поздно.
А ведь Аквитания уже роптала на Черного принца. Тем не менее он сделал ее личным фьефом: в силу жалованных грамот от 19 июля 1362 г. бывшее герцогство было возведено в ранг его княжества (principaute), так что оммажи принцу Уэльскому отныне приносили не как представителю его отца, короля-герцога, а как принцу Аквитанскому лично. Это было сделано для удовлетворения его запросов, но к сути дела имело мало касательства. Доблестный рыцарь, гениальный полководец, образец смелости и энергии, которым на полях битв столько раз восхищались свои и чужие, мог сколько угодно приказывать изготовить для себя большую печать, чеканить золотую монету и удваивать двор, но не имел ни средств для удовлетворения своих амбиций, ни, может быть, политического чутья, соответствующего новой ситуации.
Позволив себя обмануть Педро Жестокому, который должен был оплатить поход в Кастилию, расточая золото и серебро аквитанцев на содержание двора, в пышности которого он не хотел уступать Лондону, усложняя административный аппарат и повышая постоянные расходы княжества. Черный принц недооценивал политическую весомость печального финансового итога своих походов. Начав с административной независимости и дойдя до грани политической независимости, он не осознал важности их финансовой составляющей. Совсем как король, он имел печать «тронного типа» (en majeste), на которой изображался восседающим под балдахином, с короной на голове и скипетром в руке. Но Эдуард III принял принципиальное решение, что Аквитания больше не нуждается в английской казне.
Представление, которое составил о своей княжеской власти первый из рыцарей Подвязки, больше соответствовало феодальной иерархии Англии, где все зависело от короля, чем иерархии гасконских сеньорий, маленьких пиренейских государств на грани автономии, иерархии края, где еще сохранилась немалая доля собственности свободных крестьян, многочисленные «аллоды», не зависящие ни от одного сеньора, и даже несколько сеньорий, которые не были фьефами. Характер Черного принца, столь же властный и гневливый, сколь и великодушный, толкал его к деспотизму. Знакомство с бюрократической традицией англо-норманнской административной системы диктовало ему систематический подход к политическим реалиям. От него ускользал такой нюанс, как феномен партикуляризма. Ему не хватало широты взглядов, а вовсе не решимости, творившей чудеса в бою. Он был недостаточно проницателен и плохо понимал, что с княжеством ему надо обращаться осторожно. Ведь он там жил в ожидании, когда воцарится в Англии, не так ли?
В свое он время увидел, что к королю Франции аквитанцы относятся враждебно и готовы приветствовать его. Черного принца, приход к власти в Бордо. Но он тогда не понял, что аквитанцы не приемлют не Валуа, а королевскую власть, что они бунтуют не против фиска Иоанна Доброго, а против всякого королевского фиска. Гасконцы довольно спокойно терпели власть временных наместников, которых отправляли из Лондона Плантагенеты; теперь они с немалым трудом переносили этого неотлучного повелителя, говорившего свысока и стоившего дорого.
В этом княжестве, возникшем в результате раздела по договору в Бретиньи, у короля Франции были необычные сторонники. Они поспособствуют как юридической акции ликвидации договоров, так и военной акции. Они оставят принца Аквитанского без многих вассалов, предоставив Валуа капитанов, солдат и даже крепости.
Представителями многих аквитанских баронов, которые сознательно выступили — не просто из враждебности к Плантагенету — на стороне Валуа и которым предстояло стать одними из основных организаторов возвращения французских земель, стали два человека — Жан д'Арманьяк, уже упоминавшийся, и Рено де Понс. Сентонжский магнат сир де Понс служил Черному принцу до самой Нахеры. Еще в 1369 г. он был рядом с Джоном Чандосом. До времен Азенкура Рено де Понс станет одним из самых верных капитанов Карла VI.
Идея пересмотреть политическую ситуацию, созданную в Бретиньи, исходила не от Карла V. Как и в других делах, он не мешал событиям идти своим чередом. Эта инициатива исходила от крупных гасконских феодалов. На сессии в Ангулеме в январе 1368 г. Штаты Аквитании вотировали новую подымную подать: десять су с «очага» в течение пяти лет. Как и в Штатах, которые в Париже или Тулузе собирали Валуа, в ангулемском собрании участвовали не все, кто имел на это право. Небезопасность дорог побудила некоторые города не посылать депутатов, из-за нежелания не приехали и некоторые бароны. В числе последних были Жан д'Арманьяк и его племянник Арно Аманьё д'Альбре. Они заявили, что решение, принятое в Ангулеме, их не касается и что у них собирать подымную подать не будут.
Принц Аквитанский попытался убедить Арманьяка. Напрасные старания — подымная подать была всего лишь предлогом. Строптивый барон ответил, открыто насмехаясь над сеньором: он так беден, что не может ни есть досыта, ни дать приданое дочери…
Насмешку сменила угроза. Арманьяк не допустил людей принца собирать налог в своем фьефе только после того, как посоветовался с юристами — знатоками как канонического, так и гражданского права. Он поинтересовался даже мнением богословов. Это значило, что дело не в десяти су с очага. Принц Аквитанский настаивал, чтобы во владениях Арманьяка взимали налог. Если бы он уступил, в его княжестве больше не осталось бы ни одного податного.