Столетняя война
Шрифт:
— На чьей стороне проклятая Шотландия, а? На чьей стороне, я вас спрашиваю? Да эти хреновы Дугласы сражались с нами с тех пор, как вылезли из чертовой задницы! — Рыцарь пошатнулся, но тут же схватился за кнут, и ременное кнутовище пошло волнами. — Иисус свидетель, — крикнул он, — его проклятая семейка пустила по миру без счета добрых англичан! Все Дугласы — проклятые воры! Шпионы!
Шотландец схватился за меч. Кнут Пугала взметнулся вверх, но мессир Гийом оттолкнул Робби с дороги прежде, чем когтистый кончик успел задеть лицо молодого Дугласа. Д'Эвек обнажил клинок, и они с Томасом встали рядом с Робби на ступеньках.
— Робби Дуглас, — крикнул мессир Гийом, — мой друг!
— И мой тоже, —
— Довольно! — Сквозь толпу продирался разъяренный Ричард Тотсгем. — Довольно!
— Но ведь это, черт побери, шотландец! — выкрикнул Пугало, обращаясь к командиру.
— О господи, тоже мне, невидаль, — сердито проворчал Тотсгем, — да у нас в гарнизоне есть французы, валлийцы, фламандцы, ирландцы и бретонцы. Какая, к черту, разница?
— Он Дуглас! — стоял на своем Пугало. — А стало быть, враг!
— Он мой друг! — взревел Томас, готовый драться с любым, кто вздумает поддержать сэра Джеффри.
— Хватит, кому сказано! — рявкнул разгневанный Тотсгем, да так, что голос его прокатился по всей площади. — Можно подумать, вам больше не с кем драться, кроме как друг с другом. Прямо как дети, честное слово! Ты за него ручаешься? — требовательно спросил он у Томаса.
— Я поручусь за него! — ответил за Томаса протолкнувшийся сквозь толпу Уилл Скит. Он обнял Робби за плечи и повторил: — Я ручаюсь за него.
— Тогда пусть парень сто раз Дуглас, мне он не враг. — И с этими словами Тотсгем ушел.
— Сладчайший Иисус! — продолжал кипятиться Пугало. Дугласы разорили его, поиски сокровища, из-за которого он увязался за Томасом, ничего не дали, а теперь, похоже, все его недруги объединились. Было из-за чего прийти в ярость. — Я жгу людей, которые носят сердце Дугласа, — сказал он. — Я жгу их!
— Так оно и есть, — тихонько сказал Томас.
— Он сжигает их? — не понял Робби.
— В Дареме, — сказал Хуктон, не сводя глаз с сэра Джеффри, — он действительно сжег троих шотландцев.
— Что ты сделал? — требовательно вопросил молодой Дуглас.
Пугало, хоть и был пьян, вдруг почувствовал, что шотландец на взводе, а после слов сэра Уильяма на поддержку толпы ему рассчитывать уже не приходилось.
Он свернул кнут, плюнул в сторону Робби и неверным шагом двинулся прочь.
Но теперь драться хотел Робби.
— Эй, ты! — крикнул он вдогонку.
— Брось, — сказал Томас. — Не сегодня, Робби.
— Он сжег троих шотландцев? — негодовал его друг.
— Не сегодня, — повторил Томас и оттолкнул Робби так сильно, что тот сел на ступеньки.
Дуглас проводил удалявшегося Пугала полным ненависти взглядом.
— Он покойник, — мрачно заявил шотландец. — Говорю тебе, Томас, этот сукин сын покойник.
— Мы все покойники, — тихонько заметил мессир Гийом, ибо им предстоял безнадежный бой с врагом, который превосходил их во много раз.
А сэр Томас Дэгворт тем временем шел прямиком в расставленную для него ловушку.
Джон Хэммонд, заместитель сэра Томаса Дэгворта, возглавил ложную атаку, производившуюся с запада, с Ланьонской дороги. У него было шестьдесят мужчин, столько же женщин, дюжина повозок и тридцать лошадей, и когда они оказались в поле зрения самого западного из укреплений герцога Карла, Хэммонд постарался произвести как можно больше шума.
Костры очерчивали земляные валы, и свет пламени пробивался сквозь щели между бревнами частокола. Казалось, что костров в лагере видимо-невидимо, а когда маленький отряд Хэммонда начал звенеть кастрюлями и сковородками, стучать палками по деревьям и дудеть в трубы, их вспыхнуло еще больше. Барабанщики неистово били в барабаны, но было непохоже, чтобы это обеспокоило противника. Правда, на земляных насыпях появилось несколько солдат. Некоторое время они таращились вниз, на залитую лунным светом дорогу, на которой люди Хэммонда виделись тенями под деревьями, потом повернулись и ушли. Английский командир приказал своим людям произвести еще больше шума, а шестеро его лучников (единственные настоящие солдаты в этом ложном отряде) даже подошли поближе к лагерю и пустили через частокол стрелы, но никакого переполоха это не вызвало. Хэммонд рассчитывал увидеть, как вражеские воины хлынут через реку, благо через нее, по донесениям лазутчиков сэра Томаса, было наведено нечто вроде плавучего моста из сцепленных лодок, но ни один боец Карла так и не появился из-за укреплений. Похоже, их обманный маневр провалился.
— Если мы останемся здесь, — сказал кто-то, — они, чего доброго, распнут нас.
— Это точно, — с нервической горячностью согласился Хэммонд, — Отойдем-ка мы чуток назад по дороге. Самую малость. Туда, где тень поглубже.
Военная хитрость англичан не удалась, но не знавшие этого люди сэра Томаса, настоящие атакующие, продвинулись вперед быстрее, чем даже рассчитывали. Они оказались у восточного фланга лагеря герцога вскоре после того, как отряд Хэммонда начал свой шумный отвлекающий маневр в трех милях к западу. Люди Дэгворта припали к земле на опушке леса, разглядывая очертания ближайших земляных и деревянных заграждений. Совершенно пустая, бледная в лунном свете дорога вела прямо к большим деревянным воротам осадного лагеря.
Сэр Томас поделил своих людей на два отряда, которым предстояло атаковать лагерь по обе стороны от ворот. Никакой особой хитрости в таком плане штурма не было: рвануть через темное пространство, перевалить всем скопом вал и частокол, а там уж гвоздить каждого, кто подвернется под руку.
— Господь вас не оставит! — сказал командир своим бойцам, обойдя строй, а потом обнажил меч и взмахнул им, давая сигнал к штурму.
Англичане должны были приблизиться беззвучно, и сэр Томас все еще надеялся застигнуть врага врасплох, но огонь костров по другую сторону от защитных укреплений выглядел неестественно ярким, и у него возникло недоброе предчувствие, что противник готов к его появлению. Правда, на стене так никто и не появился, в темноте не просвистела ни одна арбалетная стрела, и потому он, слегка воспрянув духом, устремился вперед, плюхая по грязному дну канавы. Лучники слева и справа от него уже карабкались вверх, к частоколу. Арбалеты так и не стреляли, трубы не звучали, и враг не показывался. Теперь лучники достигли изгороди, оказавшейся куда более хлипкой, чем можно было предположить. Бревна были вкопаны неглубоко, и их ничего не стоило повалить. Мало того что защитные сооружения оказались непрочными, так их еще никто и не оборонял. К тому времени, когда сэр Томас и его ратники с поблескивающими во тьме мечами перебрались через траншею, лучники уже повалили тын и англичане вбежали по упавшим бревнам прямо в лагерь Карла.
Правда, они оказались не внутри лагеря, а на широком открытом пространстве, которое вело к другому валу, следующему рву и еще одному частоколу. Это настораживало, но по англичанам никто не стрелял, и если бежавшие вперед лучники и чертыхались, то лишь из-за ям и рытвин, устроенных как ловушки для лошадиных копыт. За вторым частоколом ярко горели костры. И нигде не было видно и следа часовых.
Сэр Томас поднял свой щит с эмблемой, изображавшей сноп пшеницы, и, глянув налево, увидел, что его второй отряд тоже перебрался через первый вал и бегом мчится по траве к следующему. Его лучники навалились на новый частокол, и он рухнул с такой же легкостью, как предыдущий. Никто не орал, не выкрикивал приказов, не призывал на помощь святого Георгия. Люди просто делали свое дело, но как мог враг не услышать шума от падения бревен?