Столетняя война
Шрифт:
– Возвращайся к ночи, – велел граф, – и не забывай про Вегеция!
Последние слова были выкрикнуты второпях, когда он вновь неуклюже спускался по лестнице.
Жослен хмуро глянул на священника. Он не любил церковников, а отца Рубера и того меньше, но если за возможность отколошматить англичан придется потерпеть рядом с собой постную рожу клирика, так тому и быть.
– У тебя есть лошадь, святой отец?
– Есть, ваша милость.
– Тогда седлай ее и присоединяйся ко мне, – бросил священнику Жослен, повернул коня и поскакал назад, к своим людям.
– Лучников брать живьем! – приказал он воинам. – Живьем, чтобы получить обещанную награду.
А получив денежки, можно будет поотрубать сукиным сынам пальцы, выколоть глаза, а потом отправить их всех на костер. Именно об этом мечтал Жослен, когда вел всадников на запад. Он был бы рад скакать побыстрее, ибо ему не терпелось попасть в соседнюю долину, пока англичане не успели оттуда убраться, но ратники не могли двигаться к месту сражения вскачь. У некоторых, как и у Жослена, кони были защищены кольчужными доспехами, вес которых, не говоря уж о весе доспехов всадников, был таков, что коней, чтобы сохранить их свежими для атаки, требовалось вести шагом. Некоторых воинов сопровождали оруженосцы, которые вели вьючных коней, нагруженных связками длинных, тяжелых копий. Тяжеловооруженные всадники не мчатся на войну галопом, они тащатся шагом, как быки.
– Надеюсь, ты будешь придерживаться указаний своего дяди, монсеньор, – пробормотал отец Рубер.
Заговорил он исключительно для того, чтобы скрыть нервозность. Вообще-то доминиканец отличался сдержанностью и ревниво оберегал свое с таким трудом обретенное достоинство, но сейчас, в непривычной, пугающей обстановке, чувствовал себя весьма неуверенно.
– Дядя велел мне прислушиваться к твоим советам, – съязвил Жослен. – Так скажи мне, священник, что ты знаешь о битвах?
– Я читал Вегеция, – натянуто ответил отец Рубер.
– И кто это такой, черт возьми?
– Римлянин, монсеньор, и он до сих пор считается непререкаемым авторитетом в военных вопросах. Его труд называется «Epitoma Rei Militaris» – «Суть военного дела».
– И в чем эта суть? – поинтересовался Жослен.
– Главным образом, насколько я помню, в том, чтобы выбрать момент, когда можно атаковать противника с фланга, и главное, ни в коем случае не иди в атаку, не проведя тщательной разведки.
Жослен, чей турнирный шлем свисал с луки седла, посмотрел сверху вниз на низкорослую кобылу монаха.
– У тебя самая легкая лошадь в отряде, отец, так что прямой резон тебе и скакать в разведку, – промолвил он, потешаясь.
Отец Рубер был потрясен.
– Мне?
– Поезжай вперед, посмотри, что делают эти ублюдки, потом вернешься и расскажешь. Мне ведь наказано слушаться твоих советов, не так ли? Как, черт возьми, ты можешь что-то мне посоветовать, если не провел разведку? Разве не это советует твой Вегетал, или как его там? Эй, погоди, дурень!
Эти последние слова ему пришлось выкрикнуть, потому что отец Рубер послушно пришпорил свою кобылу.
– Здесь их нет, – сказал Жослен, – они в соседней долине.
Кивком головы он указал на дым, который, казалось, становился все гуще.
– Подожди, пока мы не окажемся в роще по ту сторону этого холма.
На голой вершине кряжа как раз показалось несколько всадников, однако они были далеко и при виде людей Жослена обратились в бегство. Жослен решил, что это коредоры: все знали, что разбойники выслеживают англичан в расчете на назначенную графом за любого плененного лучника щедрую награду. По мнению же самого Жослена, единственной наградой, действительно полагавшейся любому коредору, была виселица.
К тому времени, когда Жослен добрался до гребня, коредоры исчезли. Сверху была хорошо видна почти вся долина: на севере город Массюб и ведущая на юг, к высоким Пиренеям, дорога. Столб дыма был уже совсем рядом, но деревню, в которую ворвались англичане, заслоняли деревья, и Жослен велел отцу Руберу ехать вперед. Правда, не одному, а под защитой двоих ратников.
Жослен и остальные его люди уже почти спустились на дно долины к тому времени, когда доминиканец наконец вернулся. Отец Рубер был взволнован.
– Они не видели нас, – сообщил он, – и не могут знать, что мы здесь.
– Ты уверен в этом? – требовательно спросил Жослен.
Монах кивнул. Его сдержанность вдруг уступила место невесть откуда взявшемуся боевому воодушевлению.
– Дорога в деревню проходит через рощу, монсеньор, и с обеих сторон ее закрывают деревья. Они расступаются только в ста шагах от реки, около брода. Там мелко. Мы видели, как несколько человек несли в деревню каштановые колья.
– Англичане не мешали им?
– Англичане, монсеньор, раскапывают в деревне старый могильник. Их, по всей видимости, не более дюжины. Деревня расположена в ста шагах за бродом.
Отец Рубер был горд этим обстоятельным, точным донесением, которого не постыдился бы и сам Вегеций.
– Ты можешь подойти к деревне на расстояние в пределах двух сотен шагов, спокойно вооружиться и атаковать, – заключил он.
Это был на самом деле впечатляющий доклад, и Жослен посмотрел вопросительно на двоих своих ратников, которые кивнули в знак подтверждения. Один из них, парижанин по имени Виллесиль, ухмыльнулся.
– Они просто напрашиваются, чтобы их перерезали, – сказал он.
– Лучники? – спросил Жослен.
– Мы видели двоих, – ответил Виллесиль.
Но самую важную новость отец Рубер приберег напоследок.
– С ними там нищенствующая.
– Та девка-еретичка?
– Сам Бог привел нас сюда! – возликовал доминиканец.
– Итак, отец Рубер? – Жослен улыбнулся. – Что ты нам посоветуешь?
– Атаковать! – заявил монах. – Атаковать! Господь дарует нам победу!
Хотя священник был по натуре человеком осторожным, но ненависть к ускользнувшей от справедливой кары еретичке пробудила в нем воинственное настроение.