Столетняя война
Шрифт:
— Слишком далеко! — крикнул Скойл, натягивая поводья. — Побереги стрелу!
— Далеко, не достанешь, — согласился Майкл.
Хук, сжимая в руке тяжелый лук, не думал о цели.
Глядя на далекого всадника, он лишь знал, куда должна вонзиться стрела. Он натянул тетиву до конца и отпустил, струна ударила по незащищенному левому запястью, и стрела, на мгновение дрогнув в воздухе, устремилась к цели.
— Не долетит шагов на двадцать, — заметил Том Скарлет.
Стрела прочертила в воздухе дугу, белое оперение, мелькнув, сделалось едва различимой точкой в осеннем небе. Далекий всадник гнал лошадь галопом, не подозревая, что стрела с широким наконечником уже начала стремительно
— Господи Иисусе! — только и вымолвил изумленный Майкл.
— Вперед! — Хук, подобрав поводья, вскочил в седло и пришпорил Резвого, не сразу найдя стремена, так что побоялся и сам слететь на землю. Успев вдеть правую ногу в стремя, он увидел, что француз снова влезает на лошадь. Стрела Хука не убила ее, лишь ранила, однако животное истекало кровью: наконечники с широкими зубцами на то и делались, чтобы глубоко взрезать плоть, и чем скорее француз гнал лошадь, тем больше крови она теряла.
Всадник уже приближался к спасительной роще, где можно скрыться среди деревьев. Хук, выскочив на дорогу под теми же деревьями, увидел француза в сотне шагов впереди. Конь его двигался из последних сил, оставляя на земле кровавый след. Заметив преследователей, француз соскользнул с седла и кинулся бежать в лес.
— Non! [89] — крикнул Хук, остановив Резвого.
Хук, уже наложив на лук следующую стрелу, держал всадника на прицеле, и при виде стрелы, готовой сорваться с натянутого лука, француз обреченно кивнул. Он был при мече, но без доспехов. Хук, приблизившись, разглядел дорогую одежду: тонкое сукно, плотный лен, — дорогие сапоги. Всадник — лет тридцати, широколицый, с аккуратно подстриженной бородкой — не отводил от стрелы светлых зеленых глаз.
89
Нет! (фр.)
— Стой, где стоишь, — велел ему Хук.
Неизвестно, понимал ли француз по-английски, но натянутый лук и стрела с тонким жалом говорили сами за себя, и француз остался на месте, рядом с умирающим конем. Конь жалобно заржал, его передние ноги подломились, и он упал на тропу. Всадник, присев рядом, потрепал рукой его морду и что-то тихо проговорил.
— Ты чуть было его не упустил, Хук! — крикнул, подъезжая, командующий.
— Так и есть, сэр Джон.
— Ну так посмотрим же, что известно этому выродку. — Сэр Джон соскочил с седла и кивнул на французского коня: — Кто-нибудь, поимейте жалость, прикончите животное!
Ударом алебарды в лоб с конем было покончено, и сэр Джон принялся беседовать с пленником. На изысканную любезность командующего француз отвечал пространными репликами, приводившими сэра Джона в явное смятение.
— Коня для мессира Жюля! — обернулся командующий к лучникам. — Мы едем к королю.
Мессира Жюля проводили к Генриху, армия остановилась.
Авангарду оставалось лишь пять миль до переправы у Бланштака, путь от которой до Кале займет всего три дня. И когда через восемь дней после выхода из Гарфлёра армия вступит в Кале, Генрих сможет похвастать если не победой, то хотя бы посрамлением французов. Теперь все зависело от переправы через широкий приливный брод у Бланштака.
А его уже стерегли французы.
Шарль д'Альбре, коннетабль Франции, стоял на северном берегу Соммы, и пленник сэра Джона — приближенный коннетабля — рассказал,
— Переправляться бесполезно, — мрачно бросил сэр Джон тем вечером. — Выродки поспели раньше.
Выродки перегородили подступы к реке, и с наступлением ночи на дальнем берегу Соммы зажглись походные костры французов, охраняющих Бланштакский брод.
— Реку можно перейти лишь при отливе, — объяснил сэр Джон. — И даже тогда мы можем идти только по два десятка в ряд. А двадцать латников против шести тысяч не выстоят.
Все надолго примолкли, и лишь отец Кристофер осмелился задать вопрос, на который не отваживался никто другой из опасения услышать ответ:
— Так что же нам делать, сэр Джон?
— Искать другой брод, что еще.
— Где, во имя всего святого?
— Дальше от моря.
— Двигаться к пупку… — пробормотал отец Кристофер.
— Что? — Командующий воззрился на священника как на помешанного.
— Ничего, сэр Джон, ничего! — помотал головой отец Кристофер.
Английской армии, у которой осталось еды на три дня, предстояло идти в глубь Франции в поисках переправы. Если брод не найдется — гибель неизбежна. Если найдется, то гибель все равно где-то рядом: поход затянется, за это время французы очнутся от спячки и выйдут встретить врага. Проскочить вдоль берега не удалось, теперь Генриху с остатками армии придется уходить в глубь страны.
На следующее утро, под серым пасмурным небом, войско двинулось к востоку.
Надежда, прежде поддерживавшая армию, постепенно сменялась отчаянием. Болезнь вновь давала о себе знать, всадники то и дело спрыгивали с коней, отбегали к краю дороги и скидывали штаны. Замыкающим отрядам приходилось ехать сквозь густую вонь. Над колонной висело угрюмое молчание. С океана то и дело налетал дождь, вымачивая солдат до нитки.
Все мосты были уничтожены, каждый брод через Сомму перегораживали заостренные колья, на дальнем берегу стояла охрана. Французы тенью следовали за англичанами — не та огромная армия, что собиралась у Руана, а меньший отряд, вполне способный отбить попытку англичан переправиться через загороженный брод. Конные латники и арбалетчики каждый день маячили на северном берегу Соммы, продвигаясь вровень с англичанами, идущими по южному. Сэр Джон с отрядом латников то и дело пускался в бешеный галоп, надеясь опередить французов у очередного брода, но каждый раз враг уже ждал на месте — французы успели выставить гарнизоны у каждой переправы.
Еды не хватало. Мелкие, не защищенные стенами города под угрозой нападения выставляли англичанам корзины с хлебом, сыром и копченой рыбой, однако армия, идущая дальше в глубь Франции, становилась все голоднее.
— Нельзя, что ли, вернуться в Гарфлёр? — ворчал Томас Эвелголд.
— Тогда получится, что мы бежим от французов, — ответил Хук.
— Уж лучше сбежать, чем сдохнуть…
Враги показывались и на южном берегу реки, по которому шли англичане. Мелкие, в шесть-семь человек, отряды французских латников следили за проходящей колонной с южных холмов и с приближением англичан исчезали. Время от времени кто-то из французов поднимал копье в знак готовности сразиться в поединке. Если англичанин принимал вызов, враги пускали коней галопом, железные наконечники копий лязгали по доспехам противника, и один из участников поединка вылетал из седла. Однажды двое пронзили друг друга, и оба умерли, насаженные каждый на вражеское копье. Временами французские отряды в сорок — пятьдесят латников нападали на слабый участок колонны и, убив нескольких англичан, галопом пускались прочь.