Столетняя война
Шрифт:
— Божья кара, — стоически проговорил Армстронг. Граф озадаченно посмотрел на него и неуверенно сказал:
— Быть может.
— В северной стране люди не любят Вильгельма.
— Это было давно, Джон.
— Не настолько, чтобы я не плюнул на его могилу, — заявил Армстронг и объяснил: — Пусть он и был нашим королем, милорд, но он не был англичанином.
— Полагаю, не был, — согласился граф.
— Пора отомстить, — сказал Армстронг громко, так что стоявшие вблизи стрелки услышали его слова. — Мы возьмем его город и его чертовых женщин!
Стрелки приободрились, хотя Томас не представлял, как войско может взять Кан. Толстые стены были хорошо укреплены башнями, а защитники своей уверенностью не уступали нападавшим. Томас высматривал среди знамен флаг с тремя желтыми ястребами на синем поле, но флагов было столько и ветер так трепал их, что среди других ярких гербов над бойницами было не различить трех ястребов мессира Гийома.
— Так кто же ты такой, Томас? — Граф поотстал, чтобы двигаться рядом с ним, и говорил по-французски. Он ехал на огромном коне и потому, несмотря на свой небольшой рост, возвышался над Томасом. — Англичанин или норманн?
Томас поморщился.
— Англичанин, милорд. До самой моей натертой задницы.
Он давно не ездил верхом и натер бедра до крови.
— Теперь все мы англичане, так?
Голос графа звучал неуверенно.
— А вы хотите быть кем-то еще? — спросил Томас и оглядел стрелков. — Видит Бог, милорд, я бы не хотел сражаться против них.
— И я тоже, — хмыкнул граф, — и я избавил тебя от веревки сэра Саймона. Я спас твою жалкую жизнь. Вчера вечером я поговорил с ним. Не скажу, что он очень охотно отказался от твоей шеи, и я не могу его за это винить... — граф прихлопнул слепня, — но в конце концов алчность в нем взяла верх над злобой. Ты стоил мне моей доли выручки за два корабля графини, молодой Томас. Один корабль — за оруженосца, другой — за дыру, что ты проделал в ноге сэра Саймона.
— Благодарю вас, милорд, — не скрывая радости, отозвался Томас. — Благодарю вас!
— Так что ты теперь свободный человек. Сэр Саймон замял это дело. Писец сделал запись, а священник засвидетельствовал. Только ради Бога, больше не убивай никого из его людей.
— Не буду, сэр, — пообещал Томас.
— А передо мной ты в долгу.
— Признаю, милорд.
Граф хмыкнул, выражая сомнение, что Томас когда-либо выплатит свой долг, а потом бросил на стрелка подозрительный взгляд.
— А насчет графини: ты мне не сказал, что привел ее на север.
— Мне не казалось это важным, милорд.
— Вчера вечером, — продолжал граф, — после того, как я ради тебя надавил на Джекилла, я встретил ее светлость у принца. Она говорит, что ты обращался с ней как настоящий рыцарь. Похоже, ты вел себя осмотрительно и почтительно. Это верно?
Томас покраснел.
— Раз она так говорит, милорд, значит, верно.
Граф расхохотался и пришпорил жеребца.
— Я купил твою душу, — крикнул он весело, — так что хорошенько сражайся за меня!
И он свернул в сторону, чтобы присоединиться к своим латникам.
— Он хороший парень, наш Билли, — сказал один из лучников, кивнув на графа.
— Если бы все были такими, — согласился Томас.
— А почему это ты говоришь по-французски? — подозрительно спросил стрелок.
— Нахватался в Бретани, — уклончиво ответил Томас.
Передовые части английского войска достигли открытого места перед стенами, и в дерн предупреждающе воткнулась арбалетная стрела. Обозники, помогавшие создать иллюзию неодолимой силы, уже устанавливали шатры на северных холмах, а бойцы растеклись по равнине вокруг города. Руководившие движением маршалы галопом скакали между частями, направляя солдат принца к самым стенам Аббе-о-Дам, женского монастыря у дальней стороны города. Стояло раннее утро, и, когда солдаты графа шли мимо брошенных ферм, ветер доносил запах канских очагов. А над стенами маячила крепость.
Англичане подошли к городу с запада. Принц Уэльский на крупном вороном коне в сопровождении знаменосца и отряда латников подскакал к женскому монастырю, который был покинут обитателями, поскольку находился вне городских стен. На время осады принц сделал его своей резиденцией. Томас, спешившись, увидел следовавшую за принцем Жанетту. «Таскается за ним, как собачонка», — с горечью подумал он и упрекнул себя в ревности. Что толку ревновать к принцу? С таким же успехом можно обижаться на солнце или проклинать океан. «В мире полно других женщин», — сказал себе Томас и повел лошадь на монастырское пастбище.
Отряд стрелков обследовал покинутые здания близ монастыря. Большинство были жилыми домами. Одно оказалось столярной мастерской, забитой стружками и опилками. За ней располагалась сыромятня, где все еще пахло мочой, известью и навозом, которыми обрабатывали кожу. За сыромятней не было ничего, кроме обширного пустыря, и все пространство до самых городских стен заросло крапивой. Томас увидел, как десятки стрелков, укрывшись в траве, рассматривают стены. День был жаркий, и воздух перед стеной как будто дрожал. Легкий северный ветерок гнал в вышине облака и колыхал высокую траву во рву перед укреплениями. На пустыре уже собралась примерно сотня стрелков, и некоторые приблизились к стене на расстояние арбалетного выстрела. Но французы не стреляли. Два десятка лучников взяли топоры, чтобы нарубить дров, но нездоровое любопытство привело их к стене, а не в лес. Томас тоже направился за ними, чтобы убедиться собственными глазами, какие беды ожидают осаждающих. Обернувшись на скрип несмазанных осей, он увидел две деревенские повозки, катящиеся к монастырю. На обеих были пушки — огромные пузатые штуковины с разинутыми ртами. Том задумался, смогут ли сила и волшебство пушек пробить дыру в городской стене. Но даже если и так, солдатам все равно придется с боем пробиваться через брешь. Он перекрестился. Может быть, он найдет в городе женщину. У него было почти все, что нужно мужчине: лошадь, хакетон, лук и мешок со стрелами. Не хватало лишь одного — женщины.
Однако он не знал, каким образом войско даже вдвое больше обычного могло бы преодолеть огромные канские стены. Они возвышались над заболоченным рвом, как скалы. Через каждые пятьдесят шагов стоял крытый бастион, из которого гарнизонные арбалетчики могли посылать стрелы во фланг атакующим. Томас подумал, что это будет побоище куда хуже тех, что случались каждый раз, когда солдаты графа Нортгемптонского пытались штурмовать южную стену Ла-Рош-Дерьена.
Все больше и больше стрелков собиралось на пустыре, чтобы посмотреть на город. Многие приблизились на расстояние арбалетного выстрела, но французы по-прежнему не обращали на них внимания. Защитники втягивали яркие флаги через бойницы внутрь крепости. Томас высматривал трех ястребов мессира Гийома, но так нигде и не увидел. Большинство флагов украшали кресты или фигуры святых, на одном были изображены ключи от рая, на другом — лев святого Марка, а на третьем — крылатый ангел, летящий на англичан с огненным мечом. Вот исчез и этот флаг.
— Черт возьми, что делают эти ублюдки? — спросил кто-то из стрелков.
— Ублюдки улепетывают! — сказал другой, глядя на каменный мост, соединявший старый город с Иль-Сен-Жаном.
Весь мост забили солдаты — некоторые верхом, большинство пешие. Их поток двигался из города на остров с большими домами, церквями и садами. Томас прошел несколько шагов на юг, чтобы лучше видеть, и заметил, как в переулках на острове появились арбалетчики и тяжеловооруженные латники.
— Они собираются защищать остров, — сказал он тем, кто стоял достаточно близко.