Столетняя война
Шрифт:
В вестибюле несколько стрелков и хобеларов ссорились из-за кухонных горшков. У очага, где еще тлел огонь, лежали двое убитых слуг. Один из стрелков зарычал на Томаса, что они первые пришли в этот дом и все здесь принадлежит им. Томас не успел ответить. Он услышал крик с верхнего этажа и бросился туда по широкой деревянной лестнице. Из верхнего зала открывались двери в две комнаты; Томас толкнул одну из них и увидел стрелка в бело-зеленых цветах принца Уэльского. Стрелок боролся с какой-то девушкой, он почти сорвал с нее светло-голубое платье, но та сопротивлялась, как фурия, царапая
— Она моя. Найди себе другую.
Томас взглянул на девушку. Белокурая, худая, вся в слезах. Ему вспомнились страдания Жанетты. Было невмоготу смотреть на беду другой девушки, даже в особняке мессира Гийома д'Эвека.
— Думаю, ты уже достаточно ее помучил, — сказал Томас и перекрестился, вспомнив собственные грехи в Бретани. — Отпусти ее.
Бородатый стрелок, лет на двенадцать старше Томаса, вытащил меч. Это было старое оружие, крепкое, с широким клинком. Стрелок самоуверенно взвесил его на руке.
— Слушай, парень, — сказал он, — я посмотрю, как ты выйдешь через дверь, а если нет, то развешу твои кишки от стены до стены.
Томас приподнял свой фальшион.
— Я дал обет святому Гинфорту защищать всех женщин.
— Чертов болван.
Стрелок бросился на Томаса и сделал выпад. Томас шагнул назад и парировал удар. Из-под клинков брызнули искры. Бородач снова нанес удар, и Томас вновь попятился и отбил меч фальшионом. Девушка наблюдала за боем широко раскрытыми голубыми глазами. Томас взмахнул клинком, промазал и чуть не наткнулся на меч, но успел уклониться в сторону и ногой ударил бородача по колену. Тот зашипел от боли, и тогда Томас своим фальшионом, как косой, нанес другой удар, пришедшийся бородачу прямо по шее. Хлынула кровь, и стрелок без звука рухнул на пол. Фальшион почти отсек ему голову. Кровь толчками била из раны. Томас опустился на колени рядом со своей жертвой.
— Если кто-то спросит, — сказал он девушке по-французски, — это сделал твой отец, а потом сбежал.
На него обрушилось слишком много бед после убийства оруженосца в Бретани, и он не хотел добавлять к ним еще и гибель лучника. Томас достал из кошелька бородача четыре мелкие монеты и улыбнулся девушке, которая сохраняла удивительное хладнокровие, хотя у нее на глазах почти что обезглавили человека.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал он. — Обещаю. Она молча смотрела на него.
— Не причинишь? — неуверенно спросила она.
— Не сегодня, — мягко ответил Томас.
Девушка встала и помотала головой, чтобы прогнать головокружение. Она натянула платье и связала болтающиеся полосы ткани.
— Ты, может быть, меня и не тронешь, но другие тронут.
— Нет, если останешься со мной. Вот, — он достал из-за плеча большой черный лук, снял тетиву и протянул ей. — Держи. Все поймут, что ты женщина лучника. И тогда никто к тебе не прикоснется.
Девушка нахмурилась, ощутив вес лука.
— Никто не причинит мне вреда?
— Нет, если будешь держать это, — снова пообещал Томас. — Это твой дом?
— Я работаю здесь.
— У мессира Гийома д'Эвека? Она кивнула.
— Он здесь?
Она покачала головой.
— Я не знаю, где он.
Томас решил, что его враг в крепости. Наверное, пытается вытащить стрелу из ноги.
— Ты не видела здесь копья? — спросил Томас. — Большого черного копья с серебряным наконечником?
Девушка энергично покрутила головой. Томас нахмурился. Он заметил, что девушка дрожит. Она проявила храбрость, но, возможно, от крови, сочащейся из шеи убитого, ей было не по себе. Он также увидел, что девушка хороша собой, несмотря на синяки на лице и грязь в спутанных белокурых волосах. У нее было немного вытянутое лицо, которому большие глаза придавали серьезный вид.
— У тебя есть семья?
— Моя мать умерла. У меня нет никого, кроме мессира Гийома.
— И он бросил тебя здесь? — с презрением спросил Томас.
— Нет! — запротестовала она. — Он думал, что в городе мы в безопасности, но потом, когда пришло ваше войско, мужчины решили защищать остров. И ушли из города! Потому что все хорошие дома здесь.
В ее голосе слышалось негодование.
— И что же ты делала для мессира Гийома? — спросил Томас.
— Убирала, а еще доила коров на той стороне реки. Девушка вздрогнула, услышав злобные крики англичан на площади.
Томас улыбнулся.
— Все в порядке, никто тебя не тронет. Держись за лук. Если кто-то посмотрит на тебя, говори: «Я женщина лучника». — Он медленно повторил это и заставил девушку несколько раз проговорить фразу по-английски, пока не удовлетворился результатом. — Хорошо! — улыбнулся он ей. — Как тебя зовут?
— Элеонора.
Томас сомневался, стоит ли обыскивать дом, но все же обыскал. Копья святого Георгия нигде не было. Здесь не было ни мебели, ни гобеленов — ничего ценного, разве что вертела, горшки и тарелки на кухне. «Все ценное, — сказала Элеонора, — еще неделю назад отправили в крепость». Томас посмотрел на разбитую посуду на выложенном плиткой полу кухни.
— Как долго ты у него работала?
— Всю жизнь, — ответила Элеонора и смущенно добавила: — Мне пятнадцать лет.
— И ты никогда не видела огромного копья, которое он привез из Англии?
— Нет, — ответила она, широко раскрыв глаза. Что-то в выражении ее лица заставило Томаса заподозрить ложь. Однако он не стал выпытывать, а решил спросить позже, когда она научится доверять ему.
— Тебе лучше остаться со мной, — сказал он Элеоноре. — Тогда тебя никто не тронет. Я возьму тебя в лагерь, а когда наше войско пойдет дальше, ты вернешься сюда.
На самом деле он хотел сказать, что она может остаться с ним и стать настоящей женщиной лучника, но это, как и копье, могло подождать денек-другой.
Девушка кивнула, безропотно принимая такую судьбу. Наверное, она молилась, чтобы избежать охватившего Кан насилия, и Томас явился ответом на ее молитву. Он дал ей свой мешок со стрелами, чтобы она больше походила на женщину лучника.
— Нам придется пройти через город, — сказал Томас Элеоноре, ведя ее вниз по лестнице, — так что не отходи от меня.