Столетов
Шрифт:
Деятельное участие в подготовке съезда принимает и Тимирязев.
Этот период ознаменовывается новыми столкновениями Столетова с университетским начальством. — На заседании комитета по подготовке IX съезда естествоиспытателей и врачей «Некрасов, — записал в своем дневнике профессор Марковников, — восхвалял достоинства ректора, Столетов, выведенный из терпения пошлостями этого господина, наконец высказал вполне свое мнение о ректоре и затем ушел, так как Некрасов начал говорить ему просто дерзости. Затем с Некрасовым сделалась истерика, а 24 декабря все члены комитета получили от него тождественные письма, в которых он требовал выражения
Некрасов грозил, что если комитет не выразит порицание Столетову, то он, Некрасов, сложит с себя звание члена комитета.
Некрасов рассылает свое послание всем и вся.
По мере приближения съезда происки «министерской группы» усиливаются. Реакционная профессура обеспокоена, не вынесет ли Столетов на съезд дело с диссертацией Голицына. На съезде соберутся многие передовые ученые. Реакционеры знают, как эти люди любят Столетова. Пытаясь отвести от себя возможный удар, предотвратить обсуждение «голицынской истории», Некрасов шлет письмо в комитет по подготовке съезда, адресуя его председателю комитета К. А. Тимирязеву. Некрасов требует запретить обсуждать на съезде вопрос о диссертации Голицына.
Вот это письмо.
«Вам без сомнения хорошо известно, — пишет Некрасов, — что в физической секции предстоящего IX съезда русских естествоиспытателей и врачей заявлены некоторыми лицами (например профессором Н. Н. Шиллером) рефераты, относящиеся к диссертации князя Голицына. Вы знаете также, что ввиду еще нерешенного в факультете спора об этой диссертации есть риск обострения этого спора во время указанных рефератов, что может повести к неблагоприятным результатам либо в отношении условий гостеприимства, либо в отношении достоинства спорящих сторон, связанных с факультетом и университетом. По этим соображениям мне казалось бы, что правила взаимной деликатности отношений, с одной стороны, лиц, принадлежащих к факультету и Московскому университету, а с другой стороны, гостей, имеющих приехать на съезд, требовали бы, чтобы, по возможности, вовсе не ставить в секциях съезда рефератов и суждений по таким щекотливым вопросам, как не решенный факультетом вопрос о диссертации князя Голицына. Во всяком случае считаю своим долгом покорнейше просить Вас принять те или другие меры к тому, чтобы отстранить возможность вышеуказанных обострений на съезде, дабы гости и лица, исполняющие долг гостеприимства, не превратились в воюющие стороны.
В видах охранения деликатности отношений во время съезда я, со своей стороны, буду просить и князя Голицына не выступать с ответами на чьи-либо возражения против его диссертации, предъявленные в заседаниях съезда».
Все это письмо пропитано ханжеством и ложью.
«Нерешенный вопрос»! Да он давно уже чудовищно и дико решился, — росчерком пера президента Академии, лишившего Столетова места, по праву ему принадлежащего!
IX съезд естествоиспытателей и врачей открылся в конце декабря 1893 года.
Съезд превратился в подлинное торжество Столетова.
С напряженным вниманием слушали участники съезда лекцию Столетова. Он горячо, страстно говорил о самых животрепещущих вопросах современной физики. Не меньшее восхищение вызвали и опыты И. Ф. Усагина, П. Н. Лебедева и В. А. Ульянина. С интересом участники следили за опытами, показывающими преломление и отражение электромагнитных волн, и за экспериментами с электрическим разрядом в разреженных
Рассказывая В. А. Михельсону о съезде, Столетов писал: «Для меня лично съезд был большим триумфом. Я имел удачную мысль — рядом с утренними заседаниями, посвященными работам членов, — устроить послеполуденные заседания, для обзора и демонстрации новостей физики. Сюда стекалось столько членов и публики, сколько влезет, и думаю, что многие москвичи записались в члены именно ради этого. Всего было 4 таких демонстративных заседания, всегда при полной аудитории… Все шло крайне гладко и красиво, и восторгам не было конца. Особенно отличился Лебедев: его длинная лекция по опытам Герца была мастерски сказана и обставлена».
Члены физической секции по предложению профессоров Петрушевского и Боргмана выразили от лица всей секции, искреннюю горячую благодарность Александру Григорьевичу «за беспримерную организацию заседаний физической секции».
Съезд единодушно пришел к мнению, что физическая секция — лучшая из всех секций съезда. Подводя итоги работам съезда, Тимирязев в своей речи «Праздник русской науки» сказал:
«В деятельности секций выдвинулась вперед одна особенность, встреченная общим сочувствием: это — ряд блестящих демонстративных сообщений и научных выставок. Пальма первенства в этом отношении, по общему признанию, должна быть присуждена секции физики. Благодаря неутомимой энергии и таланту профессора Столетова и его талантливых и энергичных сотрудников члены не одной только секции физики, но и других секций могли познакомиться с рядом блестящих новейших опытов, какие можно увидеть в такой форме разве только в двух-трех научных центрах Европы».
При этих словах весь зал как один человек встал в единодушном порыве, громовые аплодисменты наполнили Колонный зал Дворянского собрания. Две тысячи человек, стоя, аплодировали Александру Григорьевичу Столетову. Несколько минут длилась эта овация, которой передовая наука выразила свою любовь и уважение великому физику, нагло оскорбленному августейшим президентом Академии наук. Эта овация была по существу политической демонстрацией, демонстрацией протеста против реакционного разгула, царствовавшего в стране.
Работа съезда широко освещалась в печати. Даже юмористический журнал «Будильник» откликнулся на съезд. На обложке его январского номера были изображены Тимирязев, Столетов и Сеченов, подбрасывающие дрова в костер, разведенный у подножья снежного истукана с надписью «невежество». Около этого же костра собрались какие-то с виду почтенные личности. Рисунок пояснялся подписью: «От пламенных речей и огня науки даже невежество начало таять… К сожалению, из членов съезда немногие растапливали костер, большинство только грелись около него».
Через несколько дней после закрытия съезда, 7 января, русские физики дали обед в честь Александра Григорьевича Столетова. На этом обеде они поднесли ему альбом со своими фотографиями, желая засвидетельствовать свое уважение к многолетней славной деятельности Столетова. Взимание русских ученых согревало сердце гонимого самодержавием Столетова.
В письме к Михельсону Столетов, рассказывай о том, как отнеслись к нему участники съезда, писал:
«Все это значительно примирило меня с положением дел… вижу, что Съезд был мне полезен, да и я был полезен Съезду. По правде скажу, мы себя показали и утерли нос кое-кому».