Столица феодоритов

Княжество Феодоро с одноименной его столицей на горе Мангуп [1] — одно из интереснейших явлений в истории юга нашей страны. Многие исследователи, в том числе такие широко известные, как П. С. Паллас, П. И. Кеппен, Ф. Дюбуа де Монпере, А. Л. Бертье-Делагард, и другие отдали дань его изучению1. Письменных же свидетельств о нем так мало, что к суждениям о многих и притом самых существенных сторонах

его бытия приходится подходить археологическим путем. Правители этого небольшого государства именовались (да и на деле были) князьями [2] в течение лишь относительно недолгого времени — в лучшем случае с конца XIV в. до 1475 г., когда княжество пало под ударами турок. К этому периоду относятся надписи на каменных плитах2, из которых мы узнаем о самом существовании Феодоро и «Поморья», об их владетелях, о военно-строительной деятельности последних. Именно к этому времени относятся немногочисленные свидетельства современников, называющих имена мангупских князей, а также и те сооружения, оборонительные и общественные, с которыми могли быть связаны упомянутые надписи.

Правда, в основаниях боевых сооружений Мангупа, как и ряда других окружающих его укреплений юго-западной Таврики, лежат остатки более ранних построек, в свое время крепких и, быть может, не менее величественных, чем те, руины которых сохранились до наших дней.

Ниже будет подробнее сказано о том, что между этими раннесредневековыми укреплениями и херсонесскими существует известное сходство3. Оно-то и дало повод отнести их все к VI в. — преимущественно ко времени царствования византийского императора Юстиниана I. Некоторые исследователи усматривали в них "римско-византийский лимес"4 [3] на подступах к Херсону, [4] который якобы имел в виду Прокопий Кесарийский, современник и историограф Юстиниана, когда писал о построенных при этом императоре "длинных стенах", защищавших некую Дори — землю таврических "готов". [5] Мы же полагаем, вслед за П. И. Кеппеном и другими, что Дори и ее стены находились в ином районе Таврики5.

Говоря о стенах Херсона, Прокопий ни словом не обмолвился о строительстве ближайших к нему укреплений, — вот когда вопрос был бы ясен! Но ведь молчание Прокопия можно понять и как знак того, что Каламита, Мангуп, Сюйрен и другие крепости, в которых немало византийских черт, во времена Юстиниана еще не были построены. Их сходство с укреплениями раннего Херсона само по себе позволяет сказать лишь, что они появились не позднее X в.

Как бы то ни было, в XII–XIV вв. мангупское укрепление из малого стало большим, а в XV в. из рядового — главным для большого и густонаселенного района Таврики. Какими же путями оно подчинило себе соседей и дало начало городу, ставшему столицей целого княжества? В силу каких причин город Феодоро сделался средоточием всей южной части полуострова, а княжество Феодоро, как увидим, на какое-то время стало реальной политической силой не только в Крыму, но и далеко за его пределами?

В книге, посвященной столице феодоритов, нельзя обойти молчанием и связи Таврики, в частности Мангупа, с Русью. История Крыма, как известно, переплелась е историей Киевской, Новгородской, Московской Руси, а затем России и Украины.

В комплексе подобных проблем, невыясненного еще долго будет больше, чем решенного. Археологи, пишущие о Мангупе, в данном случае делятся с читателем не только сведениями бесспорными, но и теми рабочими гипотезами, которые неизбежно возникают при изучении памятников крымского средневековья, в том числе Феодоро и его столицы.

Кроме изданных работ по Мангупу и юго-западной Таврике, авторы использовали как собственные наблюдения, так и полевые материалы, предоставленные им Е. В. Веймарном, который помог им и в подготовке книги, несмотря на некоторые разногласия в интерпретации отдельных памятников.

План Мангупа.

Мангуп, или, если говорить о самой горе, Баба-Даг, — большой сложенный мшанковыми известняками останец. Он возвышается точно остров среди трех смежных долин: Каралезской, Джан-Дере и Адым-Чокракской. Проходящие по ним дороги соединяются, окружая Мангуп подобно петле, концы которой выходят в бассейн реки Бельбек: один у села Танкового (б. Биюк-Сюрень), а другой — в районе большого поселка Куйбышево (б. Албат).

Юго-западнее Мангупа от той же петли отходит еще одна дорога, ведущая на правый берег реки Черной. Кроме того, возле села Залесного (б. Юхары-Каралез) от Каралезской долины ответвляется влево узкая балка, тянущаяся до самого Эски-Кермена — второго после Мангупа по своему научному значению архитектурно-археологического комплекса. Посреди села Красный Мак (б. Биюк-Каралез) в Каралезскую долину вливается еще одна, более широкая, балка, по которой можно попасть и к Эски-Кермену и на известную всем большую дорогу из степного Крыма в Херсон. Современное севастопольское шоссе повторяет существовавший издревле путь в Херсонес между Второй и Третьей горными грядами.

Таким образом, Мангуп оказывается (и это во многом предопределило его судьбу) в центре целой системы извилистых балок, больших речных долин, лесистых и местами скалистых водоразделов, отдельных столовых гор, связанных сетью дорог, исстари раскинутой в этой части Таврики. Труднодоступные плато столовых гор, из которых крупнее и выше всех Мангуп, средневековое население использовало для строительства убежищ и крепостей.

Вся территория обширного Мангупского плато была обжита и заселена, окружена оборонительными стенами и башнями. С трех сторон его края ограничены скалистыми обрывами (до 40 м по вертикали), северный же склон горы прорезали три глубоких оврага — Капу-Дере (от слов «капу» — вход, ворота и «дере» — овраг), Гамам-Дере (Банный овраг), Табана-Дере (Кожевенный овраг). С этой стороны можно было не только взойти, но даже и въехать на плато.

Вид на плато и цитадель Мангупа со стороны оврага Капу-Дере

Между оврагами — четыре выступа, или мыса, точно четыре гигантских пальца, вытянутых к северу. Средневековые названия их (вернее — дотатарские) в наше время забыты. Восточный мыс называется ныне Тышкли-Бурун (Дырявый) из-за того, что он весь источен искусственными пещерами; следующий к западу — Елли-, или Элли-Бурун (Ветреный, по другому предположению, Эллинский, т. е. греческий, мыс); затем Чамны-Бурун — Сосновый мыс и Чуфут-Чоарган-Бурун — довольно нескладное название, переводимое как "Мыс призыва иудеев". Происхождение последнего совершенно загадочно, но оно, может быть, связано с поселением здесь в XVIII в. караимов, о чем будет сказано в конце книги.

Нелегкий подъем на Мангуп возможен по каждому из оврагов. Наиболее же «комфортабелен», т. е. наименее крут, подъем по ездовой дороге, идущей по южному склону Мангупа и далее к главным воротам в верховье Капу-Дере. Еще одни ворота были над оврагом Табана-Дере. Относительно ворот или калитки в Гамам-Дере сведений нет, в настоящее время это излюбленный путь туристов, ибо тропа проходит мимо бьющего из-под скалы родника, расположенного уже внутри города. Пролом в стене, через который она пролегает, мог образоваться на месте входа, каковой был тут вполне уместен.

Скалистые, несколько вздернутые кверху мысы Мангупа видны со всех сторон на весьма изрядном расстоянии. Все прочие, менее высокие холмы и скалы юго-западного предгорья не в состоянии их заслонить.

Взгляните с Мангупа на ближние скалистые холмы и дальние горные цепи Главной гряды. Панорама эта — как бы «введение» в средневековую историю юго-западной Таврики: что ни возвышенность, видимая с Мангупа, то какой-нибудь средневековый памятник, и с высоты его точно так же виден Мангуп. Зрительные связи ассоциируются со связями историческими: все эти памятники составляли некогда один грандиозный, веками сложившийся комплекс.