Столичный доктор. Кодекс врача

Вязовский Алексей

– Что ее никто не делал.

– А вы бы… взялись?

Вот так с ходу… Теперь уже моя очередь лезть в затылок чесаться.

– Хм, огорошили вы меня. Давайте сразу чисто теоретически порассуждаем. Операция на сердце – это раз. Я не сомневаюсь в диагнозе, если вы его поставили, хотя нужен будет консилиум, сами понимаете. В первую очередь надо разработать сам ход

проведения, подготовить персонал, найти операционную бригаду. И провести опыты на трупах, желательно не раз и не два.

– Но вы согласны? – Филатов повздыхал. – Может быть, в архиве профессора Талля есть что-то на эту тему?

Вот пошла молва в народ! У Талля же были волшебные средства и методы на все случаи жизни!

– Нил Федорович, вы что, ездите по больницам в поисках достаточно сумасшедших хирургов, которые взялись бы за это? Я «нет» не говорю. Просто для «да» нужна серьезная подготовка. План операции, как я сказал. Инструментарий и оборудование, которые, возможно, надо придумать. И прочее, что всплывет при обсуждении. Кого вы еще пытались подбить на… это дело?

– Вы первый.

– Сколько лет ребенку?

– Мальчик, восемь лет. Его родители…

– Даже слушать дальше не хочу. Степень недостаточности кровообращения?

– Выраженная. Одышка в покое, слабость, синюшность кожных покровов…

– Но возникло это не вчера и не сегодня. Давайте так. Если профессор Бобров согласится, то будем обсуждать дальше. Нет – не обессудьте.

Филатов почаевничал да и уехал. А я сидел и думал. Напрасно говорят, что это не больно. От такой задачи у кого угодно голова раскалываться начнет. Во-первых, я не кардиохирург. Во-вторых, не детский. В-третьих, я только приблизительно понимаю, что там вообще можно сделать. Зато прекрасно знаю, чего у нас нет. Аппарата искусственной вентиляции легких. Без него я в грудную клетку не полезу. Даже подобия мешка Амбу нет. Хотя для скорой они тоже нужны. Так что дорога мне на московский резинотехнический завод. Где-то визитка лежит.

Хорошо бы интубационный наркоз, но чего нет, того нет. А придумать ларингоскоп, хоть и самый простой… Потому что никаких нет. Вроде ничего сложного: фонарик да клинки разного размера… Но кто это сделает? Интубационные трубки – из той же серии задумка. Начни я сейчас опыты, даже с нужным финансированием, сколько времени пройдет до вменяемых результатов? Мне только этим осталось заниматься…

Ранорасширители толковые есть? Это не живот, где можно обезьяну с крючками поставить, лишь бы не мешали. Даже перевязывать чем, и то думать надо. А не приведи господь, во время операции полезут неизбежные не только на море случайности? Остановка сердца, дыхания, кровотечение, повреждение крупных сосудов? Там, на секундочку, с одной стороны – аорта, с другой – легочная артерия. Что в одну, что во вторую только ткни иголкой. А родители? Стал бы Филатов ради неизвестного ребенка искать тех, кто решится на первую в истории медицины такую операцию? Престиж велик, а при неудаче что?

Я встал, открыл специальный главноврачебный шкафчик, в котором хранилось самое нужное для работы, налил в серебряную рюмочку тридцать капель коньяка, выпил его как воду, вернулся за стол и начал писать пункт за пунктом необходимое для операции. Филатов знал, к кому обратиться. И что Бобров согласится, я ни капли не сомневаюсь. Как говорил тот смешной парень в фильме «Маска»? Вжарим рок в этой дыре? Вот именно.

* * *

Когда Кузьма постучался и доложил о господине Хрунове, я даже встрепенулся немного: так погрузился в дело Филатова, что предстоящий визит вежливости прокурора напрочь вылетел из головы. А я ведь ждал!

Прокурорский выглядел не блестяще. Как-то его за время, прошедшее с нашей последней встречи, жизнь изрядно потрепала. Сдается мне, начальство от его кунштюков в восторг не пришло, и Емельян Федорович немного пострадал от их гнева.

– Не будем тянуть кота за яйца. – Я даже и не думал подавать руку прокурору, сразу кивнул в сторону лестницы. Лекционный зал у нас располагался на втором этаже, и конференция еще не закончилась. – Пройдем?

Конец ознакомительного фрагмента.