Столичный миф
Шрифт:
Но это было потом. А пока Добрый День шел к Москве по мокрому шоссе со скоростью сто пятьдесят километров в час и знал, что сегодня он Леху убьет.
36
Иван Подколзин уже пятнадцать лет гонял по России тяжелые грузовики. Раньше, конечно, это дело было куда прибыльней, чем сейчас. Но «дальнобойщик» без куста хлеба никогда не останется.
Не всякий шофер сможет повести прицеп. Нет, вперед-то, конечно, любой шофер поедет. Тут большого ума не надо. Газку подкинул, сцепление отпустил. Чего ему
Но настоящий шофер определяется по тому, как он умеет пятиться. Если водила с «газика» ставит машину задним бортом на портал, так экспедитор, а то и еще два мужика за ним смотрят, машут руками и орут время от времени: «Вася, давай! Давай, Вася! Стой! Стой… твою мать!»
Чтобы получить права с разрешением на прицеп, надо отучиться два месяца. Два месяца инструктор показывает, как пятиться. У трейлера есть точка вращения, где прицеп ложится на седло тягача. Вот ей-то и надо играть. Чуть руль влево, чуть вправо, поймал, а теперь веди, веди потихоньку, не теряй. Оп. Сложился прицеп. Давай сначала.
Но водить трейлер — примитив. Гораздо интереснее длинная трехосная камазовская фура с прицепом. Вместимость та же — восемнадцать тонн, девять на грузовике, девять на прицепе. А степеней свободы больше. Одна ось вращения — там, где треугольное коромысло прицепа цепляется за крюк под задним бортом грузовика. Вторая — передние колеса прицепа могут поворачиваться сами по себе. Конечно, кое-кто передние колеса прицепа блокирует, но это неправильно. Зачем лишать себя маневра? А маневр получается большой. Где «жигуль» пройдет, там и Иван Подколзин встанет под разгрузку. Сначала прицеп загонит, а потом и грузовик. Нынешние коммерсанты, из экономии снимающие склады Бог знает где, это свойство фуры с прицепом очень ценят. В некотором смысле она гораздо удобнее трейлера. Если, конечно, шофер хороший.
Приятно идти по трассе. Сто — сто десять. Больше не надо. Подберешь передачу, и только руль подкручивай. Да на подъеме, если очень крутой, газку подкинешь — благодать. Движок журчит под сиденьем, асфальт летит под огромное стекло.
Но эта ночь — нечто особенное. Неприятности начались в Тольятти. Из-за вечной чехарды с неполной загрузкой образовался у Ивана пустой грузовик и станок на семь тонн в прицепе. Так ездить нельзя. Да вот вышло. И задал этот станок Ивану несладкую жизнь. Поворачиваешь руль влево — а прицеп грузовик обратно переставляет. Тормозишь — не тормозится. Не езда, а сплошное мучение. Да еще дождь пошел. Эх, была бы нормальная развесовка — добрался бы до Москвы засветло. А так едешь, едешь, и конца этому не видно.
А ночь убаюкивает. А магнитофон сломался. Не поет. Два раза ловил себя Иван на том, что начинал клевать носом. Но остановиться — страшно. Те еще места. Сольют соляру, да еще самого разденут. Не годится. Надо ехать дальше.
Мрачно смотрел вперед Иван. Где-то за ушами чувствовал, как рывками ходит слева направо по подшипнику передняя ось прицепа. Но пер дальше. Отдыхать здесь нельзя.
На обочине стоял парень. Иван запоздало сообразил, что без попутчика ему до Москвы не доехать. Но тормозить пришлось долго. Проклятый прицеп
Леха увидел, как у проехавшего мимо очередного трейлера вдруг зажглись тормозные сигналы. Тоскливое «Вууу-у!» окатило окрестности. Как сорок миллионов лет назад, когда здесь по ночам резвились динозавры. Тормоза перестали скрипеть. Грузовик остановился. Зашипел горячий воздух, выходя из тормозных цилиндров.
Леха подбежал, встал на ступеньку:
— Здорово. В Москву подкинешь?
— Садись.
Тронувшись, Иван за восемь секунд перебрал семь скоростей. Камаз — он приемистый, как «жигуль». Если, конечно, нагружен не под завязку. И если, конечно, хорошо ухожен.
Слева, почти подрезав их, вылетела черная «BMW». Навстречу близко шел грузовик, его шофер не успел еще переключить дальний свет на ближний. Луч просветил салон машины насквозь. Левый силуэт показался Лехе знакомым.
— Сто пятьдесят идут, — вслух подумал Леха.
— Наверное, — откликнулся шофер.
— Не доедет он так до Москвы.
— Не доедет.
— Меня Алексеем зовут.
— А меня Иван. Слушай, Лех, я не пойму, ты чего, голубой, что ль?
— Ты чего?
— А цветы в волосах зачем носишь?
Леха поднял руку. Выругался.
По дороге он споткнулся, упал и своротил крест. В волосах запутались остатки бумажного венка. Липкие, хрен выдернешь.
Лехе не хотелось разговаривать. Не до разговоров ему было. Слишком много для одного человека — только что выкопать себе могилу, а потом бежать через кладбище и перепрыгивать через ограды. Вой и крики побоища еще звенели в его ушах.
Грузовик катил прямо. Пучок света от фар вяз во тьме. Впереди — узкий коридор. По сторонам ничего не видно. Только черные стены, смыкающиеся над головой. Ребристый бетонный потолок, с которого время от времени на лобовое стекло падают капли воды. И какая только чушь не мерещится по ночам!
Но надо жить дальше. Кругом ночь. Кругом дождь. До Окружной километров двадцать. Другого трейлера ему не поймать. Маленький переключатель в голове (имя ему — нужда) совершил чудо: Леха повеселел, обернулся к шоферу:
— Я думал, дальнобойщики всегда по двое в рейсы ходят…
— Да нет. Я вот в одиночку. Когда кто-то другой за рулем — не люблю.
— Машина — вторая жена.
Иван кивнул:
— Конечно.
— А колесо спустит — как его менять? Вон какое здоровое, один-то и не подымешь.
Иван пожал плечами:
— Поднимаю же…
Иван был нелюдим, и оттого всегда ездил один. Да и делиться ни с кем не надо. Кивнул назад:
— Спальник как-то уютнее становится, когда в нем спит только один человек.
Леха вздохнул:
— Видел раз в январе, когда гололед на шоссе… Полные кюветы трейлеров. И слева, и справа.
— Трейлер — машина безопасная. Сидишь высоко, масса большая… Но вот зато опрокидывается. А много ли ему надо, если центр тяжести высоко?