Столп огненный
Шрифт:
Некоторое время словно ничего не происходило. Вол неутомимо бродил по кругу, мехи с тяжкими вздохами раздувались и опадали, от трубы исходило тепло, а мужчины терпеливо ждали.
Карлос слышал о таком способе получения железа от двоих чужаков – от француза из Нормандии и от валлона из Голландии; а Барни как-то услыхал о подобном от англичанина из Сассекса. Все трое уверяли, что производство железа ускоряется чуть ли не вдвое. Наверняка это было преувеличение, но все равно – ускорить работу выглядело куда как заманчиво. Чужаки рассказывали, что расплавленное железо должно вытекать из нижней части печи, и потому Карлос соорудил каменный
Время шло, а железо все не вытекало. Эбрима начал беспокоиться и гадать, в чем же они ошиблись. Быть может, следовало сделать трубу повыше. Жар – самое главное. Быть может, следовало топить древесным углем, который горит жарче, нежели обычный. С другой стороны, такой уголь неимоверно дорог в этих краях, где вся древесина идет на постройку королевского флота.
Наконец-то! Полумесяц жидкого железа вытек из отверстия внизу печи и побежал тонкой струйкой по каменному желобу. Струйка утолщалась на глазах, превращаясь в устойчивый поток. Мужчины развеселились, зашумели. Тетушка Бетси присоединилась к ним, чтобы посмотреть.
Жидкий металл, поначалу алый, быстро остывал и становился серым. Приглядываясь к нему, Эбрима подумал, что железо больше похоже на передельный чугун и потребуется снова его плавить, чтобы оно на что-то сгодилось. Ну да ладно, это не беда. Зато сверху виднелась тонкая пелена, напоминавшая расплавленное стекло; похоже, шлак, и нужно придумать, как от него избавиться.
Плавка и вправду оказалась быстрой. Походило на то, будто кто-то отвернул внутри печи незримый кран, – железо текло и текло. Знай себе подбрасывай в печь уголь, руду и известняк, а жидкое богатство словно само собой выливалось из отверстия внизу.
Мужчины принялись поздравлять друг друга. Бетси принесла вино. С полными кружками в руках они стояли и с восхищением смотрели, как железо затвердевает в земле. Карлос явно воодушевился и стал забывать о том, как с ним обошлись в соборе. Возможно, он обрадуется настолько, что даст Эбриме свободу…
Немного погодя Карлос произнес:
– Туши печь, Эбрима.
Африканец отставил кружку с вином.
– Сейчас, – коротко ответил он.
Новая печь Карлоса успешно выдержала испытание, но далеко не все были этому рады.
Печь трудилась от восхода до заката шесть дней в неделю, и Карлос продавал свой чугун в другую мастерскую, чтобы самому не заниматься переплавкой и очисткой, а Барни добывал по всему городу железную руду, которой теперь требовалось все больше и больше.
Королевский оружейник не скрывал удовлетворения. Он пребывал в постоянных поисках оружия для войн во Франции и Италии, для морских сражений с кораблями султана и для защиты от пиратов, нападавших на галеоны с американским золотом и серебром. Плавильни и мастерские Севильи не производили оружия в достаточном количестве, а корпорации возражали против всякого увеличения объемов производства, и потому оружейнику приходилось закупаться за рубежом, и американское серебро, исправно поступавшее в Испанию, быстро иссякало. Ускорение производства железа несказанно обрадовало вельможу.
Зато прочие севильские мастера недовольно ворчали. Они-то видели, что Карлос теперь зарабатывает вдвое больше их самих. Поэтому они искали возможность ему помешать. Санчо Санчес подал в корпорацию жалобу, которую должным порядком зарегистрировали. Было объявлено, что для рассмотрения этой жалобы соберется совет.
Барни тревожился, однако Карлос утверждал, что корпорация не посмеет пойти против королевского оружейника.
А потом их навестил отец Алонсо.
Они возились у печи, когда инквизитор вошел во двор, сопровождаемый свитой из молодых священников. Карлос, заметив гостей, оперся на лопату и воззрился на инквизитора. Он пытался притвориться спокойным, но Барни счел эту попытку неудачной. Тетушка Бетси вышла из дома и подбоченилась, словно готовясь затеять шумный спор.
Барни не мог себе вообразить причин, по каким Карлоса можно было бы объявить еретиком. С другой стороны, зачем еще пожаловал Алонсо?
Прежде чем заговорить, Алонсо оглядел двор, медленно поворачивая голову и поводя крючковатым носом, что смахивал на клюв хищной птицы. Ненадолго его взгляд задержался на Эбриме, а затем инквизитор спросил:
– Ваш чернокожий – мусульманин?
Эбрима не стал дожидаться, пока за него заступится хозяин.
– В деревне, где я родился, святой отец, никогда не слышали о Писании Христовом, да и имя мусульманского пророка ни разу не звучало. Меня растили в языческом невежестве, в коем пребывали все мои предки. Но на долгом жизненном пути Божья длань направляла меня, а здесь, в Севилье, мне поведали Господне откровение, и я стал христианином. Крестился в соборе и с тех пор не устаю благодарить Отца небесного за свое спасение каждый день.
Прозвучало убедительно, и Барни предположил, что Эбрима говорит это не в первый раз.
Алонсо, впрочем, не собирался так просто сдаваться.
– Тогда почему ты трудишься в воскресенье? Не потому ли, что у вас, мусульман, священный день – пятница?
– Никто из нас не трудится по воскресеньям, – возразил Карлос, – зато все работают с утра до вечера по пятницам.
– Видели, как ты разжигал свою печь в то самое воскресенье, когда я произнес первую проповедь в соборе!
Барни выругался себе под нос. Значит, за ними следили и донесли. Он окинул взглядом соседние дома; на двор Карлоса выходило немало соседских окон. Должно быть, обвинение выдвинул кто-то из соседей – завистливый мастер, не исключено, что Санчес.
– Мы не работали, – упорствовал Карлос. – Мы проверяли.
Даже Барни усомнился бы в таком оправдании.
– Видите ли, святой отец, – продолжал объяснять Карлос, в голосе которого сквозило отчаяние, – в этой печи воздух поступает снизу трубы…
– Я знаю все о твоей печи! – перебил Алонсо.
Тетушка Бетси не выдержала и вмешалась в разговор:
– И откуда же, скажите на милость, такие познания у священника? Верно, вы беседовали с соперниками моего внука, святой отец, и они ославили его перед вами.
Выражение лица Алонсо подсказало Барни, что тетушка права. Инквизитор предпочел не отвечать на вопрос, вместо того бросил новое обвинение:
– Старуха, ты родилась в Англии, среди протестантов!
– Вовсе нет! – твердо возразила Бетси. – Я родилась, когда на английском троне восседал добрый католик Генрих Седьмой. Его сын-протестант, Генрих Восьмой, еще мочил пеленки, когда моя семья покинула Англию и перебралась сюда, в Севилью. Больше я своей родины не видала.
Алонсо повернулся к Барни, и юноша вдруг ощутил, что кровь стынет в жилах. Этот монах обладал властью мучить, пытать и убивать.