Столп огненный
Шрифт:
– Про тебя этого не скажешь, так? Ты родился протестантом и рос протестантом!
Испанским Барни владел не слишком хорошо – во всяком случае, для богословских споров, поэтому он постарался ответить как можно проще:
– Англия перестала быть протестантской, и я тоже. Обыщите дом, святой отец. Вы не найдете ни запрещенных книг, ни еретических текстов, ни мусульманских подстилок для молитвы. Над моей кроватью висит распятие, а на стене – образ святого Юбера Льежского, покровителя металлистов. Святой Юбер…
– Я знаю, кто такой святой Юбер и чем он славен! – По всей видимости, Алонсо оскорбило, что кто-то осмеливается наставлять его в богословских вопросах. Однако, подумалось Барни, инквизитор, очевидно, утратил былой пыл. На все его обвинения отыскались разумные ответы. Ему оставалось лишь доказывать, что Крусы трудились по воскресеньям, нарушая церковный запрет, но доказать это было непросто; к тому же Карлос далеко не единственный в Севилье позволял себе отступать от этого установления. – Надеюсь, для вашей же пользы, что вы не солгали мне ни единым словом. Иначе всех вас ожидает участь Педро Руиса!
Алонсо повернулся, чтобы уйти, но Барни его остановил.
– А что случилось с Педро Руисом, святой отец? – спросил юноша, сразу подумав о Херониме.
Инквизитор криво усмехнулся.
– Его арестовали. В его доме я нашел перевод Ветхого Завета на испанский, что против закона, и еретическое сочинение «Наставления в христианской вере» Жана Кальвина, гнусного протестанта и вожака богомерзкого города Женевы. Как полагается, все имущество Педро Руиса будет передано инквизиции.
Карлос как будто ничуть не удивился услышанному; выходит, подобное здесь было в порядке вещей. Но Барни слова Алонсо потрясли до глубины души.
– Все имущество?! – повторил он. – А на что прикажете жить его дочери?
– Пусть уповает на Божью милость, как и все мы, – ответил инквизитор и удалился в сопровождении свиты.
Карлос облегченно вздохнул.
– Мне жаль отца Херонимы, – сказал он. – А вот нам, сдается мне, просто повезло.
– Не спеши, внук, – предостерегла тетушка Бетси.
– О чем ты, бабушка?
– Ты не помнишь своего деда, моего мужа…
– Он умер, когда я был совсем маленьким.
– Да, пусть земля ему будет пухом. Он был мусульманином.
Мужчины, все трое, изумленно уставились на Бетси. Затем Карлос выдавил:
– Твой муж был мусульманином?
– Сперва – да.
– Мой дед, Хосе Алано Крус?..
– На самом деле его звали Юссеф аль-Халиль.
– Как ты могла выйти замуж за неверного?
– Когда мавров изгоняли из Испании, он решил не уезжать и принять христианство. Обратился к священникам и крестился, уже взрослым, прямо как Эбрима. Взял имя Хосе. А чтобы доказать истинность обращения, женился на христианке, то есть на мне. Тогда мне было тринадцать.
– Многие мусульмане женились на христианках? – уточнил Барни.
– Нет, что ты. Они обычно женились на своих, даже после обращения. Мой Хосе поступил не так, как поступало большинство.
Карлоса явно интересовала личная, так сказать, сторона.
– Ты знала, что раньше он был мусульманином?
– Сначала он от меня скрывал. Он переселился сюда из Мадрида, никому ничего не рассказывал. Но люди из Мадрида приезжали постоянно, и в конце концов приехал кто-то, кто знал его мусульманином. После того он уже не сильно скрывался, хотя мы, конечно, не кричали на каждом углу…
Барни не сдержал любопытства:
– Тетушка, вам было всего тринадцать? Вы любили мужа?
– Я преклонялась перед ним. Сама я красавицей не была, а он был такой красивый, такой обходительный… А еще пылкий, добрый и заботливый. Я словно попала на небеса.
Тетушка откровенничала, как если бы эта тайна давно ее тяготила.
– А когда дед умер… – начал Карлос.
– Я никак не могла утешиться. Он был для меня всем. О другом муже и подумать было невозможно. – Бетси пожала плечами. – Но следовало позаботиться о детях, потому я оказалась слишком занята, чтобы умереть от горя. А потом появился ты, Карлос, лишившийся матери, когда тебе и дня от роду не исполнилось.
Барни не мог отделаться от ощущения, что Бетси, пускай она вроде бы говорила откровенно, что-то все-таки скрывает. Допустим, она даже не думала о повторном замужестве, но вся ли это история?
Карлос между тем додумался до очевидного.
– Вот почему Франсиско Вильяверде не отдает за меня свою дочь?
– Верно. Твоя английская бабка его нисколько не тревожит. А вот дед-мусульманин – совсем другое дело. Нечистая кровь.
– Черт побери!
– Подумай хорошенько, внук. Алонсо тоже наверняка известно про Юссефа аль-Халиля. Нынешняя встреча – только начало. Он обязательно вернется, уж поверь.
Барни отправился к дому семейства Руис, узнать, что сталось с Херонимой.
Дверь открыла молодая женщина, по виду африканка-рабыня. Барни подумалось, что ее можно было счесть привлекательной, когда бы не глаза, покрасневшие от слез, и не печаль на лице.
– Я должен повидать Херониму, – сказал юноша громко.
Рабыня приложила палец к губам, упрашивая говорить тише, а затем поманила за собой в глубину дома.
Барни ожидал увидеть повара и нескольких служанок, занятых приготовлением обеда, но на кухне было пусто. Огонь в очаге не горел. Юноше припомнились слова инквизитора – мол, у еретиков обычно забирают все имущество; подумать только, как быстро все произошло! Челядь Руисов, судя по всему, уже распустили. А рабыню, должно быть, продадут, оттого она и плакала.
– Меня зовут Фара, – сказала африканка.
– Зачем ты привела меня сюда? – недоуменно справился Барни. – Где Херонима?
– Говорите тише, – попросила рабыня. – Херонима наверху, с архидьяконом Ромеро.
– Плевать! Я хочу поговорить с нею! – воскликнул Барни, делая шаг к двери.
– Молю вас, не надо! Всем будет хуже, если Ромеро вас увидит.
– С какой стати? Что во мне такого?
– Я приведу Херониму сюда. Скажу, что зашла соседка и хочет с нею повидаться.
Барни поразмыслил, утвердительно кивнул, и Фара ушла.