Столпы Земли
Шрифт:
Джек почувствовал себя таким же опустошенным, как и Уолеран. Наконец-то он узнал всю правду об отце. Сбылась мечта его жизни. Озлобленность и жажда мести больше не довлели над ним. Своего настоящего отца он никогда не знал, но у него был Том, от которого он перенял любовь к строительству зданий, и это стало второй величайшей страстью в его жизни.
Джек встал. События, о которых рассказал Уолеран, произошли слишком давно, чтобы заставить его плакать. Столько всего было пережито за эти годы, и хорошего, и плохого; но гораздо больше — хорошего.
Он снова посмотрел на жалкого несчастного старика. По иронии судьбы именно Уолеран переживал сейчас горечь разочарования. Джеку стало жаль его. Наверное, это страшно, думал он, на склоне лет вдруг осознать, что жизнь прожита впустую. Уолеран поднял голову, и глаза их впервые встретились. Старик вздрогнул и отвернулся, словно получил пощечину.
Джек прочитал мысли монаха: тот увидел в его глазах жалость.
А для Уолерана увидеть жалость в глазах своего врага было самым страшным унижением.
IV
Филип стоял в западных воротах древнего христианского города Кентербери, облаченный в роскошные одежды англиканского епископа, с усыпанным драгоценными камнями посохом в руках, стоившим королевского состояния. Ливень хлестал как из ведра.
Ему было уже шестьдесят шесть лет, и от холодного дождя его слегка знобило. Это будет последний раз, когда он отважился уехать так далеко от дома. Но ему казалось, что пропустить такой день нельзя ни за что на свете. Сегодняшняя церемония была своего рода венцом всей его жизни.
Со дня убийства архиепископа Томаса прошло уже три с половиной года. За это короткое время мистический культ Бекета распространился по всему миру. Филип не мог даже предположить, начало какому движению он положил тогда, возглавив небольшую процессию с горящими свечами по улицам Кентербери. Папа немедленно объявил Томаса святым. На земле обетованной образовался новый орден монахов-рыцарей, получивший название Рыцари святого Томаса. Король Генрих не смог противостоять такому мощному народному движению.
Для Филипа важность сего явления заключалась в том, какое влияние оно оказало на власть в государстве. Смерть Томаса показала, что в противостоянии Церкви и Короны монарх всегда мог одержать верх, прибегнув к грубой силе. Но культ нового святого неоспоримо доказал, что такая победа будет бесплодной. Власть короля, в конце концов, не беспредельна: воля народа способна ограничить ее. И перемена эта произошла на глазах у Филипа. Причем он был не просто созерцателем, а сам помогал ей свершиться. И сегодняшняя церемония знаменовала этот крутой поворот в жизни страны.
Коренастый человек с большой головой шел к городу сквозь пелену дождя. Он был босой и без головного убора. Позади него на небольшом расстоянии двигалась группа всадников.
Человеком этим был король Генрих.
Толпа в скорбном молчании проводила взглядами вымокшего до нитки монарха.
Филип, как и было задумано, вышел на середину дороги и повел короля за собой, в собор. Генрих шел склонив голову, не своей обычной легкой походкой, а с усилием передвигая ноги, и весь вид его говорил о глубоком раскаянии. Потрясенные горожане молча смотрели, как король Англии унижает самого себя у них на глазах. Королевская свита следовала чуть сзади.
Филип провел монарха за ограду собора. Огромные двери восхитительной церкви были настежь открыты. Они вошли внутрь, и это торжественное шествие двух людей стало кульминацией политического кризиса столетия. Неф собора был заполнен до отказа. Толпа расступилась, давая им дорогу. Люди переговаривались шепотом, ошеломленные тем, что самый гордый из королей христианского мира вошел в церковь в таком виде — вымокший насквозь, босой, жалкий, точно нищий.
Они прошли через неф и спустились по ступенькам в подземную часовню. Здесь, рядом с могилой мученика, уже ждали монахи Кентерберийского монастыря вместе с самыми влиятельными епископами и аббатами королевства.
Генрих опустился на колени.
Свита встала у него за спиной. И вот перед всеми собравшимися король Англии Генрих II покаялся в своих грехах, признавшись, что стал невольным виновником убийства святого Томаса.
Когда покаяние было произнесено, он скинул свой плащ. Под ним была надета зеленая туника и власяница. Король снова встал на колени и подставил спину.
Епископ Лондонский согнул камышины.
Короля собирались высечь.
Каждый из присутствующих священников должен был нанести ему по пять ударов, монахи — по три.
Но удары были, скорее, символическими: ведь в часовне собралось не менее восьмидесяти монахов, и если бы каждый старался в полную силу, король просто не выдержал бы.
Епископ Лондонский пять раз легко стегнул Генриха по спине. Потом повернулся и передал камышину Филипу, епископу Кингсбриджскому.
Филип сделал шаг вперед. Он был счастлив, что дожил до этого мгновения. С завтрашнего дня, подумал он, мир станет совсем иным.