Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра
Шрифт:
Я сел.
– Аслан, давай напрямую, что ты от меня хочешь? Не люблю я недомолвок. В свою очередь тоже тебе честно скажу, что думаю.
– Хорошо, – ответил Аслан. – Ты наверняка знаешь, что мы со Славой Кислициным друзья много лет.
Я кивнул.
– Много лет, – продолжал он, – мы вместе работали, помогали друг другу. Сильно мы помогли Славе и на выборах. Думаю, тебе это не надо объяснять. Сейчас в знак благодарности мы получили определенные дивиденды. В республике есть сферы влияния, которые контролировать будем мы. Я имею в виду не политику, я имею в виду бизнес. Политика меня не интересует. Вы уж там сами
– Слушай, Аслан, – остановил его я. – От меня-то тебе что надо? Я ведь не претендую в Йошкар-Оле ни на какой бизнес. У меня ничего здесь нет.
– Я в курсе. У меня две просьбы. Ты в Волжске всех знаешь: и блатных, и деловых. Собери их, скажи: Аслан, хотя и друг президента, но в Волжск не полезет.
– Правильно. У нас и татар хватает. Казань давит – не передохнуть.
– Согласен, поэтому в Волжске нет ни одного моего человека. Только ваши ребята все сильнее лезут сюда, в Йошкар-Олу. Мне бы хотелось, чтобы ты передал и Коле, и Сергею, что я хочу с ними встретиться. От этой встречи многое зависит. Пусть подъедут, телефон я дам, – он вытащил визитку.
– Думаю, ты правильно мыслишь. Проще договориться, чем воевать.
– Вот и ладно, – он хлопнул в ладони. – Давай выпьем.
– Давай.
Немного выпили. Еще поговорили. Аслан вспомнил былые времена, первые годы дружбы с Кислициным. Посетовал, что он очень сложный человек и что с ним трудно.
Снизу позвали за стол.
Гостей стало заметно меньше. Осталась только половина. Я подошел к Михаилу Михайловичу.
– Садись, Николай, посиди со мной. Слава просил остаться поговорить.
– А что это народу поредело? – спросил я, присаживаясь рядом.
– Люди с районов. Домой поехали. Думаю, правильно: им хватит.
Подошел Кислицын, сел рядом.
– Слава, – Жуков налил всем водки. – Николай хороший парень. Думаю, мы с ним сработаемся. Ему помочь надо, он ведь впервые такой махиной управляет. Волжск – город сложный. Я работал там первым секретарем восемь лет, знаю, что это за город. Поэтому хочу поднять тост за взаимопонимание. В жизни очень не хватает взаимопонимания. Особенно в нашей работе, в политике. За каждым нашим решением стоят судьбы людей. Простых людей, Слава. Это они нас с тобой поставили так высоко.
Кислицын слушал молча. По-моему, он не был пьян. Несмотря на длительное застолье, выглядел свежим. Подняли стопки. Кислицын резко выпил и поставил рюмку на место. Она была отпита наполовину.
– Здорово, – удивился я. – Так-то можно пить.
Заметив мой взгляд, Кислицын сказал:
– Полностью я пью только первую и последнюю рюмку. Все остальные – по желанию и самочувствию. На тебя сегодня набросились за столом за недопитую рюмку. В следующий раз ответишь, как я говорю. Первую я выпиваю, уважая гостей и стол, последнюю – в знак уважения гостеприимных хозяев и с пожеланием удачи всем, кто рядом. Понял?
– Понял, чего ж не понять. Теперь так и буду делать.
К столу подсел медведевский глава Шагиахметов. Я понял, что мое время подошло к концу. Гости разошлись, и в зале остались те, кто хотел пообщаться с вновь избранным президентом в неформальной обстановке. По всему было видно, что Шагиахметову надо обязательно выпить и поговорить с Кислициным наедине. Им было что сказать друг другу.
Отгремели, отшумели праздники. Начались рабочие будни. Зима. Время
Я практически перестал ездить на совещания в правительство. Если была хоть малейшая возможность не ехать, посылал вместо себя первого зама. Заседания были непонятны и бестолковы. Театр одного актера.
На каждом совещании обязательно присутствовали бригады местного телевидения. По какому бы поводу ни собирались, слово сразу брал президент. Первые полчаса орал, как сумасшедший. У Кислицына сложилось стойкое убеждение, что для улучшения работы правительства надо принародно материть подчиненных. По поговорке: бей своих, чтобы чужие боялись.
В битье своих он изрядно преуспел. Каждое представление начиналось с оскорблений членов правительства. Президент озвучивал фамилию очередной жертвы и выливал на беднягу ушат грязи. Виновен человек или нет, дело третье. Важен был процесс. Под замес мог попасть любой федеральный чиновник: прокурор республики, министр МВД. Не говоря уж о главах городов и районов, руководителях промышленных предприятий.
Чиновники терпеливо сносили оскорбления. Ни один даже не пробовал защитить свою честь и достоинство. При мне только прокурор республики Николай Михайлович Пиксаев однажды попытался возразить президенту, да и то как-то нерешительно и робко.
Что творилось в голове у Кислицына, когда он произносил свои пламенные речи, я не знаю, только направление мысли за время выступления могло у него поменяться несколько раз. По ходу разноса он мог вспомнить, как когда-то некий чиновник (находящийся при должности в его правительстве) незаконно его преследовал. Потом принимался клеймить своего предшественника Зотина. С упоением рассказывал, как пожалел негодяя, закрыл заведенное на него уголовное дело и не посадил в тюрьму.
Следующим объектом нападок в обязательном порядке становились главы администраций городов и районов. Всех больше доставалось мэру Йошкар-Олы Вениамину Васильевичу Козлову. Обращаясь к телезрителям, Кислицын обзывал мэра запойным пьяницей, лодырем и бездельником. После нападок на городских руководителей приходил черед села. Кислицын считал себя большим специалистом в вопросах сельского хозяйства. Я в этом не сомневаюсь, но президент не предлагал серьезных мер по устранению проблем в отрасли. Материть какого-нибудь председателя за то, что он заморозил картошку, легче, чем создать систему помощи сельхозпредприятиям.
Марийский народ смотрел все это вечером по телевизору как сериал. Многим нравилось.
– Надо же, – говорили люди, – какой у нас Кислицын молодец. Смотри, как начальство ругает.
Совещания в правительстве проходили чуть ли не каждый день. Иной раз в шесть часов утра. Некоторым везло: совещание назначалось на восемь утра.
В тон Кислицыну действовали и его заместители. Особенно усердствовал Репин. Он мотался по республике, везде совал свой нос, устраивал разносы и старался во всем походить на своего шефа. Это было очень смешно.