Стон березы (сборник)
Шрифт:
Чуднов, не оглядываясь, пошел. Услышав крик матери, он остановился, но его грубо толкнули в спину.
Перед отправкой на этап к нему на свидание пришли жена и сын. Сережа, увидев отца, радостно запрыгал на месте. Он хотел подойти к нему, но между ними стояла преграда из оргстекла. Малыш удивленно смотрел, как мать и отец, находясь рядом друг с другом, разговаривали по телефону.
— Танюша, а где мама?
— В больницу ее увезли.
— Что с ней?
— Врачи сказали, что нервное потрясение… Андрюша, почему ты правду не сказал?
— Танюша, дай на минуту трубку Сереже.
— Не уходи от ответа!
— Хорошо. Следователь мне сказал: Быков заявил, что ему никто не докладывал, что участок в аварийном состоянии, и он об этом не знал. А если бы я стал настаивать, что показывал ему докладную Бирюкова, это было бы с моей стороны неприлично.
— О Господи! Да о каком приличии ты говоришь? — сквозь слезы произнесла она. — Кому это твое приличие нужно?
— Ему нужно, — глазами показывая на сына, ответил он.
Сережа все пытался вырвать трубку у матери. Мать плача отдала ему трубку.
— Папа, а почему ты там сидишь?
В ответ Андрей слабо улыбнулся, хотел что-то сказать, но предательский комок застрял в горле. Жена, увидев в его глазах слезы, забрала у сына трубку.
— Андрюша, тебя когда отправляют?
— На днях, а когда точно, не знаю.
— А куда?
— Сказали — в Казахстан.
— О Боже мой! Это же далеко.
— Ничего не поделаешь, теперь три года я сам себе не принадлежу.
— Свидание окончено, — раздался громкий голос надзирателя.
— Танюша, берегите себя. Три года, когда я служил в армии, ты ждала, придется еще ждать. Маму успокой.
В ответ она молчала, просто не могла говорить, ее душили слезы. Когда Чуднов вышел из кабины и направился на выход, он услышал громкий крик сына:
— Папа! Папа!
Он повернулся. Сережа, прильнув к оргстеклу, ручонками бил по нему и широко открытыми глазами смотрел на уходящего отца. Его детский ум не воспринимал происходящего.
Глава вторая. ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ПАРОЛЬ — ПИСЬМО
На пятые сутки пассажирский поезд со снецвагоном, в котором находились осужденные, остановился на станции Мангышлак.
— Кажись, приехали, — сказал кто-то из осужденных.
У всех осужденных лица были изможденные. В вагоне стояла невыносимая духотища. Невозможно было дышать. Чуднов, сидя на нарах, обливался потом. Такую жару он испытывал на себе впервые. Один из осужденных, который раньше сидел в колонии на Мангышлаке, рассказывал про жару на полуострове: с его слов, на песке яйцо варится. До осужденных донесся лай овчарки. Спустя несколько минут часовые открыли вагон. Выводили их по одному. Внизу стояли два прапорщика. Один выкрикивал фамилию, а другой повторял:
— Осужденный Федоров, статья 88, часть первая!
— Здесь, — отвечал осужденный и, спрыгнув на землю, залезал в спецмашину "Автозак".
Чуднов, выходя
— Не задерживай! — грубо подтолкнув в спину, крикнул рядом стоящий конвоир.
В камере уже не было мест. Осужденные плотно сидели и стояли. Чуднов с трудом протиснулся внутрь. Позади на него наседал другой осужденный.
— А ну поплотнее! — закричал часовой.
— Начальник, мы же задохнемся, куда же еще плотнее? — возмутились осужденные.
Но часовой, не обращая внимания на ропот, ужо проталкивал очередного зэка. Когда камера была набита осужденными, как селедками бочка, перед ними появился прапорщик.
— Граждане осужденные, вы переходите в подчинение конвоя. Запрещаю громко разговаривать, курить. При попытке к бегству оружие применяем но уставу.
Осужденные молча слушали его. Когда прапорщик спрыгнул на землю, в машину с разбега вскочила овчарка, а за ней, гремя автоматом, взобрался конвоир. Машина тронулась. В камере было душно. Чуднов почувствовал головокружение.
— Долго ехать? — спросил чей-то голос.
— Смотря куда нас повезут, — ответил ему другой. — Если в Шевченко, то с полчаса езды, а если прямо в Новый Узень, это 150 километров, то по дороге подохнем.
Минут через тридцать машина остановилась, а спустя десять минут дверца машины открылась.
— Выходи по одному — раздался голос часового.
Выпрыгнув из машины, Чуднов оглянулся. Впереди, в нескольких шагах, были видны огромные железные ворота, карниз которых был опутан вьющейся колючей проволокой. Их построили в шеренгу по пять человек. Вновь поименно пересчитав осужденных, начальник караула дал команду, и два солдата открыли ворота. Как только они вошли в зону, ворота с грохотом закрылись.
— Все, братва, воля позади! — вздохнул кто-то.
К ним с красной повязкой на рукаве, с надписью "ДПНК' подошел капитан.
— С прибытием, граждане осужденные! — весело “поздравил" он и повернулся к контролеру. — Значит так, сейчас их в баню, а после — в карантин.
После бани осужденных переодели в спецодежду и повели в барак. Там их усадили на кровати. Контролер по надзору, прапорщик, который их сопровождал, произнес:
— Здесь будете жить временно, пока вас не пораскидают в отряды. Из барака не выходить.
— Гражданин начальник, а в туалет?
— В туалет по одному, и только с его разрешения.
Он показал на осужденного, который стоял возле двери. На рукаве у него была повязка с надписью "СВП".
— Гражданин начальник, а кормить нас сегодня будут?
— Нет. Завтра будут кормить.
— Жрать охота, больше суток в рот ничего не брали.
— Это кто жрать хочет? — раздался сиплый голос.
К ним подошел тучный майор. Вытирая потное, лоснящееся от жира лицо, он хмуро окинул взглядом осужденных.