Стопроцентно лунный мальчик
Шрифт:
Иеронимус рассказал Слинни, как возникло движение за то, чтобы вывезти последние уцелевшие книги на Луну, как построили секретную библиотеку и как эта библиотека за столетия превратилась в крупнейшее хранилище человеческой мысли. В фондах библиотеки миллионы, а может быть, и миллиарды бумажных книг. Многие написаны на уже не существующих языках.
Слинни спросила:
— А твой дядя позволит нам туда приехать и почитать эти книги?
— Пока он здесь, наверное, проблем не будет.
— Я ни разу в жизни не видела бумажной книги, — прошептала Слинни.
— Я тоже, —
Они снова посмотрели на титульную страницу.
— Когда твой дядя это перевел? — спросила Слинни.
Иеронимус улыбнулся.
— Лет двадцать назад. Он тогда еще учился в школе. Чуть ли не первый его перевод. Когда я сказал, что нам с тобой задали реферат по «Шальному древоволку», дядя очень удивился. Он эту книгу знает вдоль и поперек, и вот предложил, если мы хотим как следует повеселиться и сделать действительно классный реферат, взять самую что ни на есть оригинальную версию, которую он сам перевел по первому бумажному изданию двадцать первого века.
— Бумажное издание… — мечтательно вздохнула Слинни. — Потрясающе! Он знает, как это — читать книгу, в которой слова напечатаны на листках бумаги…
— Наверное, это как если бы дождь пошел на Луне, — отозвался Иеронимус.
Они уставились на висящие в воздухе две страницы текста. Вариант Слинни казался простеньким, коротким и неинтересным по сравнению с тем, что парил перед Иеронимусом. Там шла речь о вещах, которых они до конца и понять-то не могли, и казалось, предложения и абзацы написаны не столько ради содержания, сколько ради красоты самого текста, ради звуков и образов, которые возникают при чтении.
В дядином переводе было в три раза больше страниц. Встречались целые главы и персонажи, которых не было в современной версии. Чем внимательнее сравнивать два варианта, тем более пресным и плоским казался второй, стандартный. Слинни заметила идиоматическое выражение, которого не существовало во время написания книги, — оно возникло лет на сто позже. Работа по сравнению двух текстов, начавшись как увлекательная детективная игра, быстро переросла в трагическое осознание культурной и интеллектуальной потери.
— Дядя говорит, самое важное — даже не физическое состояние бумажных книг, а постепенная утрата их смысла с течением времени. Язык ведь меняется, сокращается словарный запас, и для новых поколений многое в литературе становится недоступным.
— Происходила своего рода утечка слов и смысла, и вот издатели, вместо того чтобы защищать первоначальные тексты, стали их слегка «дорабатывать» для нового поколения. Книги сокращали, втискивая в рамки тупого лексикона. Сначала вымарывали отдельные слова, потом целые абзацы. Потом стали урезать прямо страницами. К тому времени бумажных книг уже не печатали, а компьютерный текст редактировать легче — хоть половину выброси, никто и не заметит. Да никто особо и не интересовался. И сейчас не интересуется. Нам с тобой интересно, потому что мы в классе для одаренных, а вот все эти, которых сейчас вели на собрание? Будет им хоть чуточку любопытно, что в оригинальной версии «Шального древоволка» триста сорок девять страниц, а в стандартном тексте, который мы проходим в школе, чуть меньше ста?
Слинни не успела задуматься над этим удивительным открытием — их грубо отвлек посторонний шум: а именно грохот опрокинутого стола.
В ротонду явились дебилы, человек пятнадцать. Громкие, орущие, хохочущие и дерущиеся.
Иеронимус оцепенел.
Два мира столкнулись в звоне бьющегося стекла и треске ломающейся мебели. Ни разу еще ему не приходилось оказываться в одной комнате с ботанами и дебилами одновременно. Ну никак они друг с другом не совмещались…
— Эй! — заорал мелкий лохматый шкет по имени Пленним. — Зырьте, кто тут у нас! Это же Мус!
У Пленнима был скрипучий голос и воспаленные, покрасневшие глаза. На груди белой рубашки красовалось большое масляное пятно.
— Мус! Му-у-у-у-ус! — заорал парень с длинной бородой, доходящей до середины груди.
Джескер — один из худших. У него на лбу татуировка третьего глаза, а на шее — серебряная коробочка на цепочке. Есть у него противная манера — подойти к человеку и сунуть под нос открытую коробочку: «Понюхай! Ну, давай понюхай!» А вонь из коробочки неописуемо омерзительная.
Не прошло и пары секунд, как двое дебилов подрались, а еще один ни с того ни с сего вскочил на стол — проверить, хорошее ли будет у крышки стола сцепление с подошвами его кроссовок. Стол проломился.
Слинни не поверила своим глазам, когда Иеронимус быстрым взмахом стилуса закрыл парящее в воздухе изображение, которое они только что увлеченно обсуждали, и встал. К нему подскочили две симпатичные девочки, одна — во фланелевой пижаме и с волосами, накрученными на бигуди. У нее были на редкость красивые глаза; к сожалению, их немного портил здоровенный синяк. Ее звали Клеллен. Вторая, чуть пониже ростом, звалась Цихоп. Ее длинные черные волосы доходили до колен, обтянутых белыми джинсами в черную крапинку. На черной футболке был нарисован всадник с автоматом наперевес. На месте глаз у всадника зияли пустые глазницы. Так же, как и у лошади.
— Мус! — промурлыкала Клеллен, хлопая ресницами. — Мы на матике так по тебе скучали!
— Да, Мус, где ты пропадал? — подхватила Цихоп. — Дебби и Джондона выгнали из класса за то, что обжимались…
— Они не просто обжимались, — уточнила Клеллен, выгибая брови. — Он ей рубашку до самой шеи задрал, а она ему сунула руку в…
Цихоп не дала Клеллен договорить.
— Ты что, прогуливал? — инквизиторским тоном спросила она.
Улыбка Иеронимуса стала шире, и он сказал азартным тоном, какого Слинни от него ни разу не слышала:
— Ага, ты же знаешь, я всегда прогуливаю матику по вторникам!
Слинни, замерев, наблюдала за разворачивающимся перед ней спектаклем. Иеронимус знает этих дебилок! Он с ними знаком! И они с ним знакомы! У них даже есть для него ласкательное прозвище — Мус! Они называют его «Мус»! Пошлость какая! Можно подумать, они не в состоянии выговорить его имя полностью.
И что еще за разговоры о прогулах? Иеронимус не ходит на дебильские уроки! Это немыслимо, ведь он — ботан!
Слинни замотала головой. Словно какой-то кошмарный сон…