Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)
Шрифт:
Генеральная репетиция церемонии провозглашения президента "новых независимых Филиппин" должна была состояться в феврале 1942 года, чтобы представить себе возможные в будущем отклонения от сценария в зависимости от настроений в различных слоях общества. Политические тенденции особенно четко проявляются накануне важных политических событий, к числу которых, бесспорно, относятся президентские выборы и все, что связано с ними, в том числе церемонии.
Такая репетиция произошла. Правда, в специфических условиях: Филиппины оккупировали японские захватчики. Однако благодаря именно этим необычным экстремальным условиям и был снят гриф "совершенно секретно" с некоторых планов и замыслов американцев, которые позднее составят важную часть политики неоколониализма.
Это произошло на Коррехидоре - инаугурация (официальное введение в должность) президента Кэсона. В ноябре, перед самым началом войны на Тихом океане, состоялись выборы президента и вице-президента автономных Филиппин. Кэсон и Осменья победили, естественно, в условиях американского господства с подавляющим числом голосов (как-то Кэсон цинично заявил: "Если я захочу, будучи помещиком, избраться в органы власти, меня обязательно изберут"). И вот теперь инаугурация. Конечно, она отличалась от той, что состоялась шесть лет назад. Тогда Вашингтон направил солидную делегацию во главе с вице-президентом Джоном Гарнером. Красные ковры. Банкеты. Монументальные трибуны, украшенные цветами, приветствиями, лозунгами. Музыка оркестров. Фейерверки. Теперь же все по-другому. Солдаты сколотили из досок платформу, отдаленно напоминающую трибуну, около входа в туннель (а вдруг бомбежка, ведь японцы были хорошо обо всем осведомлены), на ней установили два стула - для президента и его бывшего фельдмаршала (когда президент США пригласил Д. Макартура вернуться в родное лоно и назначил его главнокомандующим вооруженными силами США на Дальнем Востоке, пришлось снять мундир из "акульей кожи").
На трибуну поднялся Кэсон. Он кашлял (обострился туберкулез). Полковой священник исполнил на органе "Поздравление вождю". Затем президент тонким голосом, прерываемым кашлем, говорил о "решимости Филиппин стать независимыми". Повернувшись к генералу, он "от имени филиппинского народа и своего" выразил ему "глубокую благодарность за преданность нашему делу, за оборону нашей страны и за обеспечение сохранности нашего населения".
Д. Макартур в ответной речи, оттолкнувшись от того, что это правительство родилось в "необычной колыбели", высокопарно, хотя и необычно тихо, продолжал:
"Еще никогда в истории не было подобной торжественной и многозначительной инаугурации. Акт, символически отмеченный своим демократическим процессом, происходит на фоне внезапной, безжалостной войны. Гром смерти и разрушения обрушился с неба... Слух может уловить даже раскаты боя, который ведут наши солдаты на линии огня".
Переждав немного, чтобы собравшиеся услышали взрывы бомб и снарядов на полуострове Батаан, Макартур закончил: "О, милостивый боже, сохрани эту благородную расу".
Оратор отвернулся, слезы текли ручьями. (Гораздо веселее прошел день рождения Артура - исполнилось ему 4 года, подали даже оранжад, преподнесли подарки, в том числе - игрушечный мотоцикл.)
Торжественная, по мере возможностей, инаугурация и произнесенные на ней речи со слезами, помимо своего прямого назначения, должны были скрыть противоречия между правящими кругами Филиппин и американской администрацией. Они возникли в связи с тем, что некоторым идеологам и политикам филиппинской элиты казалось выгоднее в данный момент сотрудничать с японскими оккупантами. Эти настроения отразились и на Коррехидоре. Японцы успешно обрабатывали деятелей, принадлежавших к разным слоям правящих кругов. Одним из них стал первый президент Филиппинской республики (родившейся после длительной антииспанской борьбы 12 июня 1898 года и вскоре задушенной американцами) генерал Эмилио Агинальдо. Он лично обратился по радио к Д. Макартуру с советом отступить перед превосходящими силами японцев и сложить оружие. Затем Э. Агинальдо передал микрофон официальному представителю Японии, который на тагальском и английском языках сообщил о решении премьер-министра Того предоставить Филиппинам независимость.
Эти заявления вызвали бурную и в общем для Токио благоприятную (со стороны филиппинской верхушки) реакцию. Удивительно, но сразу же после инаугурации с трогательными речами президент автономных Филиппин продиктовал письмо Рузвельту, в котором, обвинив Соединенные Штаты в том, что они бросили филиппинский народ и его лично на произвол судьбы, потребовал: "Считаю своим долгом и даже правом прекратить войну".
Письмо, правда (после разговора Д. Макартура с М. Кэсоном), осталось на Коррехидоре. Однако с решением не посылать ультиматума американскому президенту настроения развязать себе руки, желания использовать ситуацию, чтобы оказать давление на США, в будущем заставить их пойти на большие уступки при предоставлении независимости, не улетучились. М. Кэсон всячески демонстрировал недовольство американцами (рассчитывая также на то, что об этом недовольстве узнают в Токио и те кэсоновские единомышленники, которые уже начали сотрудничать с японцами). Он, например, сказал К. Ромуло, одному из своих приближенных и одновременно любимцу американцев, будущему министру иностранных дел Филиппин:
"Мы должны попытаться спасти себя, послать к черту Америку. Скажу тебе, нашу страну разрушают. Война между Соединенными Штатами и Японией это не наша война".
Через два дня мучительных и тяжелых раздумий М. Кэсон созвал заседание кабинета министров и попросил их поддержать решение потребовать у Вашингтона независимости немедленно, с гарантией обеспечения нейтралитета Филиппин, что подразумевало вывод как американских, так и японских войск. С. Осменья (вице-президент) и другие влиятельные в окружении президента люди несколько растерялись. Однако свое согласие дали. Письмо Рузвельту было направлено по каналам военных ведомств США 8 февраля 1942 года. В нем излагались такие претензии: Филиппины не получают никакой военной помощи, она идет "другим воюющим нациям". США, будучи сами в безопасности, обрекают Филиппины... и т. д. и т. п. В конечном итоге, заключал автор письма, остается один путь - превратить Филиппины в "тихоокеанскую Швейцарию".
Сразу же возникает вопрос: откуда такая смелость у Кэсона и Осменьи? Не Макартур ли инспирировал ее? Чем он при этом руководствовался сказать, конечно, трудно. Может быть, амбициозный человек с мечтами о президентстве, с мечтами навечно вписать свое имя в основные главы истории надеялся таким образом "заставить Белый дом повернуться к Филиппинам" и направить на архипелаг оружие, свежие армии. Тогда он освободит Филиппины, вернется в Манилу и таким образом продемонстрирует, что фельдмаршальская форма, которую он носил, была не с чужого плеча.
На мой взгляд, более пристального внимания заслуживает замечание У. Манчестера (после того, как он проанализировал и письмо, и реакцию на него Д. Макартура): обращение к американскому президенту--"первый удар колокола свободы", в который начал бить "третий мир". Другими словами, появились признаки рождения политики, которую позже назовут неоколониализмом. Такой вывод представляется верным, ибо "удар по колоколу" совершался с санкции, под надзором Д. Макартура, которому было вменено в обязанность проводить стратегическую линию Вашингтона. В свою очередь он, имея большие полномочия, мог определять в какой-то степени его силу, тембр, продолжительность звучания.
Однако Соединенные Штаты еще не до конца созрели к новой политике по отношению к Азии и Африке, тем более в период, когда шла жестокая война и когда первой задачей, стоявшей перед народами, был разгром фашизма и милитаризма. Даже если бы Вашингтон согласился на предложение Кэсона Макартура, он не пошел бы на его осуществление, ибо это привело бы к усилению военных позиций Японии, на что, конечно, не могли пойти ни Соединенные Штаты, ни союзники.
Следует иметь в виду и тот факт, что американская буржуазия не представляла себе такого быстрого ухода с Филиппин (отступление под ударами японцев рассматривалось как временное явление), а главное - ухода без должной предварительной подготовки: а капиталы? а американские базы? а стратегическое положение архипелага в Юго-Восточной Азии? Одним словом, Белый дом встретил предложение Кэсона с удивлением, недовольством, желанием тут же одернуть марионетку и его советников за забегание вперед. Военный министр Стимсон решил, что там, на Коррехидоре, спятили, сдали нервы. На заседании в Овальном кабинете Рузвельт, Стимсон и начальник штаба Маршалл еще раз подтвердили: Филиппины являются собственностью Соединенных Штатов. Ответ из Вашингтона звучал как окрик: "Предложение неприемлемо".