Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)
Шрифт:
Японцы настойчиво, планомерно душили прогрессивные силы, они поставили перед собой цель свести на нет (в основном методом уничтожения) влияние рабочих и крестьянских активистов, в первую очередь руководителей. В свое время филиппинские реакционеры, Д. Макартур вынашивали планы устранения с политической арены вождя филиппинских коммунистов К. Эванхелисты. К их удовлетворению, это сделали японцы. Оккупанты казнили его. Вот пример негласного, естественно, заключенного на идеологических, классовых "небесах", союза реакционеров. "Наполеон Лусона", не успевший добить Эванхелисту и, таким образом, ослабить коммунистическое движение, все-таки добился своего. Пусть не руками ставленника американцев Кэсона, пусть руками
Приказ Д. Макартуру покинуть Коррехидор и развернуть штаб в Австралии был продиктован многими соображениями. Не только опасением, что разгром и пленение четырехзвездного генерала нанесут чувствительный удар по престижу США. Было ясно, что филиппинская кампания проиграна и следовало перегруппировать силы на дальних рубежах, которые, кстати, быстро становились ближними. Учитывались и политические моменты. Следовало успокоить австралийцев, дивизии которых сражались в Африке, в то время как Австралии угрожали японцы. Союзники пообещали Канберре (чтобы не отзывать ее войска из Африки и Европы) активизировать свои действия на Тихом океане и усилить сопротивление японцам. Понадобился генерал, который бы возглавил со знанием дела объединенное американо-австралийское командование, которого бы хорошо знали. Такой фигурой представлялся Д. Макартур.
Сразу после получения приказа Макартур стал готовиться к отъезду. После долгих размышлений он отказался от предложения покинуть "Скалу" (так еще называли Коррехидор) на подводной лодке. Неизвестно, правда, почему. Может быть, как предполагает К. Блэир, он страдал клаустрофобией (боязнь глубины), может быть, на подводной лодке могло уместиться мало народа (а он решил увезти и няньку Артура).
Д. Макартур выбрал торпедные катера. Командование американскими войсками на Филиппинах было передано Уайнрайту. Худой от природы генерал за недели оборонительных боев на Батаане превратился в сущий скелет. Скорее его нужно было вывозить на поправку в Австралию. Но высшее командование решило иначе. Уайнрайт пытался держаться молодцом, бодро. Чувствуя деликатность ситуации, Макартур извиняющимся голосом долго говорит о том, что не хотел уезжать, что всячески противился новому назначению, что у него был один выбор - либо уйти из армии, либо выполнить приказ главы государства. С этими словами он преподнес Уайнрайту оставшиеся от Кэсона сигары и два флакона крема для бритья. Затем короткое прощание, и поход начался - во вторник 11 марта 1942 года за четыре часа до полуночи.
Поход на четырех катерах из Коррехидора к берегам островов Минданао, где Макартуры пересели на самолет, был дерзкой операцией, проведенной с блеском матросами и офицерами ВМС США. Несколько раз нависала смертельная угроза - ведь японские военные корабли постоянно бороздили филиппинские воды, их самолеты "не покидали неба". Тем не менее удалось преодолеть все трудности, в том числе и крутую волну, которая бросала катера как щепки. 62-летний Дуглас Макартур чувствовал себя неважно. Однако держался он достойно. 560 миль за 35 часов на катере (ощущение такое, что тройка резвых коней мчит колымагу по дороге, покрытой булыжниками и ямами) измотали путешественников.
Д. Макартур понимал, что его отъезд из Коррехидора может быть расценен как позорное бегство, дезертирство. Поэтому он с самого начала делал все, чтобы нейтрализовать невыгодное впечатление. Смыть "пятно Коррехидора" он старался всю свою жизнь. Так, в мемуарах он утверждает, что не хотел покидать своих солдат и даже чуть-чуть не принял решение уйти в отставку из армии США, чтобы записаться добровольцем в ряды защитников Батаана. Печать была благожелательно настроена к Макартуру. Особенно в тот тяжелый для Соединенных Штатов момент. Общественное мнение нуждалось не в рассказах о дезертирах, а в сагах о героях. И Макартур был "подан" как герой. В общем основания, чтобы называть генерала если не героем, то отважным человеком, в данном случае были. Труднейшее, опаснейшее дело на "спичечных коробках" (как еще называли катера), открытых морским стихиям, прокрадываться через японские кордоны. Конечно, нужна отвага. К тому же сложнейший переход Д. Макартура продемонстрировал, что японцы не всесильны, что они вовсе не контролируют моря так прочно, как это представляла японская пропаганда. Правда, и здесь есть один нюанс. Но о нем ниже.
Во многом за одиссею Коррехидор - Австралия сторонники Д. Макартура предложили назвать его кандидатом в президенты.
Генеральша на коленях перед генералом
Она не могла не вызывать симпатию. Прежде всего своей решимостью пойти на все - унижение, ложь, физические и моральные муки, чтобы помочь ему, избавить его от петли. Во многом поэтому даже когда все надежды рухнули, он не пал духом. Он - это генерал Хомма, по оценке Лоуренса Тэйлора, автора книги "Суд над генералами", один из "самых блестящих стратегов и полководцев японских императорских вооруженных сил". Она - супруга генерала.
Госпожа Хомма прилетела в Манилу, где специально созданная Макартуром военная комиссия должна была вынести приговор по делу военных преступников Масахары Хомма и Томоюки Ямасита. Супруга генерала понимала, что добиться снисхождения или помилования можно только одним - представить мужа жертвой обстоятельств, этаким лишенным возможности для проявления самостоятельности винтиком в общем императорском механизме войны, солдатом, не имеющим права протестовать. Ему позволено только одно - подчиняться приказам.
Отвечая на вопросы судей, г-жа Хомма постаралась представить прежде всего политические позиции супруга. Оказывается, в душе он был почти проамериканцем и англофилом, более того, рассматривал вооруженные силы только как инструмент защиты отечества, достижения всеобщей гармонии и сохранения мира на земле, а не как механизм агрессии. Генерал, делилась воспоминаниями его жена, утверждал, что, "если страна ввязывается в захватническую войну, она неизбежно проиграет". Хомма, как стратег, оказывается, прекрасно понимал, что "распространение военных действий является бедой не только для Японии, но и для всего человечества".
Однако госпожа не рассказала о том, как на заседании в генеральном штабе, когда Хомма 2 ноября 1941 года назначили командующим 14-й армии, которая должна была вторгнуться на Филиппины, чтобы, разбив Макартура, завладеть островами, он отнюдь не проявил никаких терзаний о судьбах мира и человечества, о судьбе Японии. Забыв о своем "проамериканизме", тут же согласился "вынуть из ножен меч". Единственно, против чего возражал стратег,- это сроки выполнения приказа (генштаб определил ему на завоевание Филиппин 50 дней). Да и то лишь потому, что был недоволен своей армией - в ней всего две дивизии. Хомма хотел командовать тремя дивизиями.
Это было секретное военное заседание, конечно же, никто о нем в зале суда не знал, и потому не мог использовать этот аргумент, чтобы судить об искренности защитницы. В зале же звучал ее голос, грустный, но твердый. Голос привлекательной женщины, с лаской и любовью глядевшей на человека, охранявшегося теми, кому в совсем недалеком прошлом он внушал страх и трепет.
Несмотря на то, что Хомма был в штатском и довольно неказистом одеянии арестанта (брюки на коленях вздулись, рубашка мятая), он сохранил генеральскую стать, сидел прямо, гордо и независимо. На глазах его навернулись слезы, когда жена, заканчивая речь, сказала: "У меня всего одна дочь, и я желаю, чтобы она когда-нибудь вышла замуж за мужчину, похожего на моего супруга Масахару Хомма".