Сторож сестре моей. Книга 1
Шрифт:
Бенедикт, нахмурившись, поспешил прочь. Он забыл предупредить Чарльза, чтобы он не обсуждал поездку с дядей, хотя это и не имело особого значения. Что там Леонард подумал, было неважно, но как теперь разочаровать парня? Ему придется взять с собой Чарльза. Если бы он всегда проявлял такое усердие и инициативу! Возможно, в конце концов его интриги хоть в чем-то принесут пользу.
Бенедикт дал себе клятву, как он частенько поступал и раньше, оставить в прошлом чувство вины. «Вперед», — пробормотал он себе под нос, приближаясь к персональному лифту, который поднимался всего на один пролет вверх — на его этаж. Его секретарша, Мэри Би, ждала шефа.
— Мистер Деннон только что звонил из Госдепартамента. Он просил перезвонить сегодня, если это удобно.
Деннон работал в чешском секторе Госдепартамента. На секунду у Бенедикта закружилась голова. Он ведь забыл, что много месяцев назад обращался в отделение Восточной Европы с просьбой разузнать, если возможно, что-нибудь о родителях и сестре Людмилы. Потрясающее совпадение.
— Свяжитесь с ним немедленно.
Он закрыл за собой дверь кабинета. Когда зазвонил телефон, он дрожащими руками снял трубку.
— Вчера поздно вечером мы получили сообщение. Вацлав Суков, отец Людмилы и Наташи Суковых, умер своей смертью десятого января от рака поджелудочной железы.
Это случилось больше месяца назад.
— Что-нибудь еще?
— Похоже, будто Рудольф Сланский, секретарь партии, и Клементис далеко пойдут.
Бенедикт пропустил это мимо ушей.
— Есть еще новости о той семье? — прервал он собеседника. — Я полагал, у них больна мать. Она все еще содержит салон? — Он сообразил, что ведет себя по-идиотски, задавая тривиальные вопросы, и пауза перед ответом явилась, он почувствовал, справедливым осуждением его бестактности.
— Больше никаких новостей. Эту информацию мы получили совершенно случайно. Думаю, Суковы ведут такое же трудное и нищее существование, как и все прочие бедняги, угодившие в капкан в Восточной Европе. Если еще кто-нибудь умрет, полагаю, как-нибудь сумею поставить вас в известность.
Деннон холодно поставил его на место, и Бенедикт поторопился перевести разговор на тему о последних политических событиях в Праге.
Повесив трубку, он сидел, уставившись в пространство и не замечая жужжания селекторной связи. Наконец он тряхнул головой и вызвал звонком по селектору Мэри Би.
— Принесите мне расписание самолетов, которые летят через Шеннон до аэропорта Хитроу, начиная с ближайшего воскресения, — хрипло сказал он. — Я вношу изменения в план европейского маршрута. Сначала — Лондон, затем — Париж.
В кондитерском магазине на Пикадилли даже карамель была завернута в черные фантики, а в витрине соседнего магазина дамского белья были сплошь выставлены черные лифчики и черные пояса для чулок. Какие все-таки чудаки эти англичане, подумала Людмила, сворачивая на Графтон-стрит. Даже через неделю после смерти их прекрасного короля, скончавшегося от рака легких в возрасте пятидесяти шести лет, они все еще так глубоко скорбели о своей утрате, что на Британских островах, наверное, не нашлось бы ни одного магазина или продавца, не затянутого в траур.
Как долго это будет продолжаться? Наслушавшись утром по радио печальной музыки, напоминавшей похоронную, она с запозданием предприняла попытку повязать черную ленточку на шею Тени, сиамского котенка, которого Ян подарил ей на Рождество. Лучше поздно, чем никогда. В результате она могла теперь похвастаться свежими царапинами, но если Тень не пожелала отдать дань уважения усопшему, по крайней мере у нее самой хватило здравого смысла опять надеть на работу черное, и она собирается носить траур, пока не получит сигнал, что уже прилично снова щеголять в цветных нарядах.
Миссис Купер, без сомнения, ждет от нее такого поведения. Миссис Купер теперь известно, что на нее можно рассчитывать, если требуется подать хороший пример. Забавно, но вчера она попробовала объяснить миссис Купер, что в память о том, что случилось с ее семьей в родной Чехословакии, год за годом страдающей за «железным занавесом», она определенно готова носить черное каждый день. Она писала родным каждый месяц, призналась она Ческе, но с тех пор как приехала в Лондон, она получила всего один ответ, и это письмо, со страниц которого представала мрачная картина уныния и безысходности, шло целых шесть недель.
Ческу Купер, однако, не интересовали проблемы Людмилы. Учитывая, что в Лондоне сейчас находилась сестра миссис Купер, мадам Рубинштейн, она была слишком занята, чтобы выслушивать нечто, не имеющее отношения к бизнесу. До своего отъезда в Париж, который ожидался со дня на день, Мадам была слишком близко, что выводило Ческу из равновесия. Весь салон пребывал в унынии из-за смерти короля и на нервах из-за королевы.
Но только не Людмила. Мадам по-прежнему повергала ее в трепет и вселяла чувство неуверенности в себе, но что касается остального, ее редкие встречи с великой Еленой всегда взбадривали Людмилу, побуждая к действию, подстегивали ее стремление придумать нечто новое в сфере маркетинга, новые «трюки», как любила называть старая леди рекламные начинания.
Предполагалось, что сегодня Людмила встречается с Яном за ленчем, и там познакомится с его знаменитым братом Виктором, который очутился в Лондоне проездом по пути в Соединенные Штаты, куда он ехал по делам. Ян не уставал нахваливать брата, и поэтому Людмиле нетерпелось взглянуть на него. Хотя ей с трудом верилось, что существует некто, наделенный большими способностями, более расторопный, чем Ян.
Не иначе, как чрезмерная братская любовь заставляла Яна описывать Виктора с глубоким благоговением. Он считал, что обязан Виктору жизнью, теперь Людмила знала об этом. Именно он нашел способ бежать от нацистов и практически пол-Европы нес Яна, сломавшего колено, на руках. Впрочем, вскоре она сама убедится, какой он выдающийся человек, хотя в связи с неожиданным приездом мадам Рубинштейн два дня назад приходилось положиться на судьбу.
Ей будет очень недоставать Яна. Не только потому, что он стал ее близким другом; он был ее наставником в искусстве дипломатии, учившим лавировать в неспокойных водах политики Елены Рубинштейн. Людмила утешалась мыслью, что по крайней мере ее друг продвигается вверх по служебной лестнице и по-прежнему останется ей другом, даже занимая руководящий пост в главном офисе «Рубинштейн» в Нью-Йорке. Возможно, когда-нибудь она наберется мужества и сама вернется в Нью-Йорк и будет работать в городе, где создается подлинная история успеха в косметической индустрии. Возможно, но вряд ли.