Сторож сестре моей. Книга 2
Шрифт:
— Все верно, — сказал Филлипс.
— Этот пункт… — Бенедикт передал документ Филлипсу. — Вы уверены, что это условие делает абсолютно невозможной продажу «Луизы Тауэрс» после моей смерти? Что «Луиза Тауэрс» останется закрытой корпорацией, принадлежащей потомкам семьи Тауэрс, и что ни одна акция не может быть продана без…
— Единственный способ, каким она может быть продана — и даже в этом случае не конкуренту, — с одобрения Кика после получения им в собственность контрольного пакета, вместе с полным согласием правления.
— А тогда, будем надеяться, в правление войдет Фиона
— Да, — в голосе Филиппса не чувствовалось ни малейшего признака раздражения или усталости, хотя он просматривал все эти пункты далеко не один раз.
Бенедикт едва заметно улыбнулся.
— Что ж, Норрис, я счастлив, что ты уже достиг зрелого возраста. Нам не нужно ждать, когда тебе исполнится столько-то лет. А теперь я хочу, чтобы ты знал: я намерен попросить тебя как старинного друга семьи войти в состав нового правления «Луизы Тауэрс», как только будут завершены все формальности по учреждению компании как самостоятельной организации. Ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем это решение. Я собираюсь сохранить за собой кресло председателя, а Луиза будет официально признана президентом компании. А чтобы дирижировать оркестром, сегодня я прошу тебя принять пост главного исполнительного директора «Луизы Тауэрс».
Норрис надеялся, что испытываемое им потрясение не написано у него на лице.
— А Луиза знает… хочет этого?
К великому облегчению Норриса, Бенедикт широко улыбнулся, потом рассмеялся, как будто услышал хорошую шутку.
— Конечно, приятель. Конечно, хочет. Она в восторге, и мы оба нисколько не сомневаемся, что нокаутируем конкурентов и займем первое место в этом десятилетии.
Норрис ответил Бенедикту такой же улыбкой. Это был нелегкий шаг для Бенедикта Тауэрса — решить назначить его исполнительным директором чего-либо, носившего фамилию Тауэрс. Если ему удастся занять оба места, Чарльза и Римера, а он не сомневался в своих возможностях, он станет еще богаче, чем даже сейчас, и тогда он уйдет на покой через несколько лет и отправится в кругосветное плавание со своей женой, которую он до сих пор называл своей девушкой.
— Тебе известно, Чарльз получил изрядное наследство от матери…
Норрис удивился, услышав, что Бенедикт снова заговорил о Чарльзе — возможно, для того, чтобы оправдать то, что он только что сделал, лишив Чарльза всякого доступа к столь любимому им косметическому бизнесу. Бог знает, чего еще его там лишили, если говорить о частном завещании Бенедикта.
В полном молчании Бенедикт продолжал:
— Если он не разорится на Уолл-стрит, он спокойно может взять свои деньги, когда захочет. Я лишь хочу удостовериться, что не облегчил ему задачу сейчас — субсидировать врага моей жены. Когда я увижу, что эта опасная связь прекратилась, тогда я опять начну признавать его своим сыном и наследником. Если она когда-нибудь прекратится… — он тяжело вздохнул.
Снова никто не издал ни звука.
— Ладно, Норрис, я думаю, это все. Вон та штука, — он указал на другую объемистую пачку документов у себя на столе, — мое частное завещание. Я должен обсудить сейчас кое-какие пункты с Филлипсом.
Уходя, Норрис слышал, как Бенедикт сказал с большим энтузиазмом, последнее время ему совсем не свойственным:
— Это не займет много времени, верно, Филлипс? Я собираюсь сам заехать за детьми и свозить их сегодня днем на новую фабрику готовой продукции «Луизы Тауэрс» в Нью-Джерси. Я не могу везти их рано утром, знаешь ли.
Меньше года понадобилось Чарльзу, чтобы признать, что интуиция не обманула его с самого начала: на Уолл-стрит у него нет будущего. Он скучал по своей прежней работе в косметическом бизнесе; это занятие отвечало его природным склонностям, и теперь, учитывая, что «Луиза Тауэрс» недавно превратилась в самостоятельную компанию, его интересовало, нет ли у него шанса вновь возглавить международный отдел компании при условии, что ему не придется слишком часто сталкиваться с Луизой. И в этом отношении он тоже себя успокаивал: возможно, после всего случившегося к ней вернулся рассудок. Может быть, постыдный эпизод в его кабинете как-то связан с менопаузой или прочими непонятными вещами, которые происходят с женщинами ее возраста.
Он пригласил Норриса на ленч, намереваясь посоветоваться с ним, и когда они перешли к кофе, тот сказал ему без предисловий, что если Чарльз захочет вернуться в фирму «Луиза Тауэрс», то, без сомнения, ему поставят некое условие.
— Ты знаешь своего отца. Он слишком остро реагирует на определенные вещи, излишне строг к некоторым людям. Однажды приняв решение, он ни за что его не изменит. А он решил, что Наташа — источник неприятностей, причина твоего ухода из компании, причина многих неурядиц. Я не хочу во все это вникать; откровенно говоря, я не знаю подоплеку разрыва и знать не хочу, но я уверен, что Наташа не сможет по-прежнему быть частью твоей жизни, если ты вернешься в компанию.
Чарльз взорвался.
— Прошло время, когда отец диктовал мне, что мне делать со своей личной жизнью и, возможно, с профессиональной карьерой тоже.
Он встал, холодно пожал руку Норрису и удалился. Норрис не обиделся на него; он знал, что поступил правильно, заговорив о Наташе.
Осенью 1973 года, после ленча, сдобренного изрядным количеством бренди, Бенедикт поделился с Чарльзом некоторыми своими планами относительно будущего компании «Луиза Тауэрс» после своей смерти.
— Ты поторопился уйти, Чарли, мальчик мой, — сказал Бенедикт, расслабившись, небрежно откинувшись на спинку стула, словно ничто на свете его не заботило. — Я говорил Норрису, что не могу положиться на тебя в том, что ты крепко возьмешь бразды правления и не сбавляя скорости поведешь «Луизу Тауэрс» полным ходом вперед, если мы с Луизой уйдем. Я должен сохранить компанию для следующего поколения, — он с грустной задумчивостью посмотрел на сына. — Знаешь, все это в конечном счете перейдет к Кику. Если бы ты держался за фирму, она могла бы стать твоей, но у тебя извращенные ценности; ты слишком долго путался с этой женщиной…