Сторож
Шрифт:
— Я не…
Пайк прижал обе ее ладони к рулю:
— Свою жизнь я продам дорого, но не ради самоубийцы.
С секунду она смотрела на Пайка так, точно сказанное им смутило ее.
— Я же не прошу вас…
Пайк снова перебил ее:
— Если хотите вернуться домой, поехали.
Возможно, он нажимал на нее слишком сильно. Глаза Ларкин наполнились слезами.
— Я всего лишь прокатилась на машине.
Пайк ударил ладонью по рулю:
— Чего вам хочется больше — жить или танцевать? Я могу довезти вас до дому за двадцать минут.
— Вы не знаете, что представляет собой моя жизнь!
— А вы не знаете, что представляет собой моя.
На лице у нее играл, словно отблески на воде, свет передних и задних автомобильных огней; желтые, зеленые и синие световые вывески стоявших вокруг магазинов создавали на нем мешанину красок. Похоже, она не могла произнести ни слова.
Пайк попросил тоном гораздо более мягким:
— Скажите мне, что хотите жить.
— Я хочу жить.
— Повторите.
— Я хочу жить!
Он отпустил ее руки, выпрямился:
— Мы с вами не так уж и отличаемся друг от друга.
Девушка рассмеялась:
— Господи боже ты мой — ну вы и тип!
Пайк включил двигатель. Ему-то их сходство представлялось очевидным:
— Вы хотите, чтобы на вас смотрели, я хочу оставаться невидимым. Но ведь это одно и то же.
Она умолкла, словно задумавшись. Так, в молчании, они и доехали до дому.
Позже, когда ритм дыхания лежавшей на диване девушки сказал ему, что она спит, Пайк выключил последнюю еще горевшую в доме лампу. Пайк сидел, вглядываясь в девушку. Они съели привезенную им индийскую еду, немного поговорили — говорила все больше Ларкин, посмеиваясь над музыкой, записанной на «ай-под» Коула, — а после она, так и не сняв наушники, заснула.
Просидев так несколько минут, Пайк перебрался за обеденный стол, разобрал пистолет и принялся чистить его, второй раз за этот день. Темнота ему не мешала, ложиться спать он не собирался. Ему нужно было решить, останутся они в доме или нет, а это во многом зависело от тех армян. Вот их он и дожидался.
Пайк услышал, как они подъехали, когда прочищал дуло. И подойдя к окну, увидел, как пятеро братьев выбираются из БМВ.
Он выскользнул из дома через парадную дверь. Они не замечали его, пока он не достиг тротуара. Только тогда самый младший из братьев что-то сказал, и все пятеро повернулись к начавшему переходить улицу Пайку.
Час стоял уже поздний, тихий и мирный. Веранды опустели. Да и улица тоже была пуста, если не считать припаркованных на ней машин, Пайка и пятерых братьев.
Пайк остановился в паре метров от них, оглядел всех пятерых по очереди и остановил взгляд на самом старшем.
— Я так понимаю, она не сказала вам, что мы женаты, потому вы и взяли ее с собой. Думаю, теперь, когда вам это известно, у нас больше таких проблем не возникнет.
Старший из братьев поднял перед собой ладони, показывая, что сожалеет о недоразумении.
— Все в порядке, друг. Она сказала нам, что ты просто делишь с ней этот дом, вот и все.
— Эй, мы просто прохлаждались здесь, приятель. Она вышла, заговорила с нами. — Самый младший из братьев американизировался настолько, что и говорил уже как исполнитель хип-хопа.
Пайк кивнул:
— Понятно. Стало быть, между нами все улажено.
— Конечно, друг, все путем.
Пайк вглядывался в их лица, жесты, телодвижения, стараясь понять, узнали ли они Ларкин. И решил, что не только не узнали, но даже и не догадываются ни о чем. Ларкин была для них просто еще одной чокнутой птичкой с ветерком в голове.
— Мона поступала так и прежде, — сказал Пайк, — и это приводило к осложнениям. Теперь ее преследует один мужик. Если увидите здесь кого-то чужого, дайте мне знать, ладно?
Старший сказал:
— Конечно, друг. Непременно.
Пайк протянул ему руку, старший пожал ее.
— Прости, что так вышло, друг. Ты, наверное, очень любишь ее.
Пайк вернулся в дом. Ларкин по-прежнему спала. Он принес из спальни девушки одеяло и накрыл ее.
8
За всю эту ночь Пайк проспал лишь несколько минут, да и то урывками, беспокойно, и к утру чувствовал себя скорее растревоженным, чем отдохнувшим. Охота набирала темп, теперь нужно было посильнее нажать на противника. Чем крепче он нажмет, тем скорее Мишу придется отреагировать. Миш разозлится, а Пайк будет давить на него все быстрее и сильнее. В армии это называлось «держать врага в напряжении». Вот тогда он и совершит свою первую ошибку.
После восхода солнца Пайк ушел, чтобы не будить девушку, в ванную комнату, позвонил Коулу и рассказал ему о случившемся в мотеле. Коул сказал, что сейчас приедет.
Выйдя из ванной, Пайк обнаружил, что девушка все же проснулась. Она не смотрела на него, словно стыдясь того, что натворила вчера.
— Вы не варили кофе? — спросила она.
— Не хотел вас будить.
— Тогда я сварю.
Она направилась к кухне, но Пайк остановил ее.
— У меня тут кое-что есть. Взгляните.
Он подвел ее к столу, на котором разложил паспорта и бумаги. Взяв со стола паспорт Луиса, Пайк открыл его на фотографии. Ларкин с секунду вглядывалась в нее, потом покачала головой.
— Хесус Леоне. Кто это?
— Один из тех, кто проник в ваш дом. Настоящее имя Луис.
Он показал ей другие паспорта, однако ни одного из мужчин она не признала.
— Откуда они у вас?
Пайк не ответил.
— Вы когда-нибудь слышали такое имя: Бароне?
— Нет.
— А как насчет человека по имени Карлос?
Ларкин покачала головой, снова взяла со стола паспорт Луиса. Она вглядывалась в его фотографию, однако Пайк знал: думает она не о Луисе.