Сторожевой волк
Шрифт:
Один из охранников уже выбежал на сцену, сжимая в руке пистолет-травматик. Нажать на спуск он не успел. Из-за кулис, как черти из табакерки, появились два автоматчика. Короткими очередями они моментально скосили четырех охранников, находившихся в зале.
Среди публики наметилось движение. Завизжали женщины.
– Всем оставаться на месте! – предчувствуя панику, крикнул Гафур. – Иначе друг друга затопчете!
Странно, но именно этот аргумент подействовал. Вскочившие вновь опустились на сиденья. На выходах – в партере и на балконе – появились автоматчики в темном камуфляже и в масках.
Гафур дождался,
– Как тихо… – с лирическими интонациями снова заговорил он. – Кажется, можно даже услышать, как волос с головы падает. – Затем улыбнулся и продолжил: – Вы – заложники. Свои требования мы предъявим властям. Не думайте, что от вас что-то зависит. Любая ошибка с вашей стороны будет жестоко наказана. Я не хочу лишней крови.
Князев сидел и смотрел на сцену, Лариса сжимала его ладонь двумя руками.
– Богдан, я боюсь, – прошептала она. – Мы сидим с краю.
Совсем неподалеку от них стоял боевик-автоматчик. Его глаза нервно дергались в прорезях. Он пытался держать под контролем ближайшее к себе пространство.
– Не бойся, – стараясь не шевелить губами, тихо процедил Князев. – Их не может быть много. Человек двадцать, ну, тридцать. А зрителей тысячи три, наверное. На сколько рассчитан зал?
– Не знаю, – растерянно ответила Лариса.
Князев продолжил подсчеты:
– Примерно половина тут – мужчины. Если всем навалиться, мы сметем их.
– И не думай! – Женщина еще сильнее вцепилась в его руку. – У них автоматы.
– Они успеют убить, ранить, в худшем случае, пару десятков.
– Я тебе запрещаю даже думать об этом. Я не хочу тебя терять. Убьют тех, кто будет первым. Не смей! Пообещай мне…
– Я ничего не буду тебе обещать. Случится так, как получится.
Лариса прижалась плечом к Богдану, словно напоминала ему, что он не один, ему есть, за кого бояться. Князев щурился, ему казался знакомым этот человек в пальто на сцене, говоривший с кавказским акцентом. Где-то он уже слышал этот обманчиво приятный тенор. Вот только маска скрывала его лицо. И тут пришла догадка, сразу переросшая в уверенность. Все встало на свои места. Боевиками руководил Гафур – сосед по лабазу. Его «строители» теперь превратились в боевиков, а попали и пронесли оружие в концертный комплекс, соорудив подкоп. Вот почему грохотал перфоратор – чтобы глушить другие звуки.
Богдан покосился на ботинки стоявшего неподалеку автоматчика, они были испачканы глиной.
– Я его знаю, – прошептал он Ларисе, указывая взглядом на Гафура.
– Кто он?
Богдан не сразу придумал, как объяснить женщине, кто такой Гафур. Всего не расскажешь. Да и зачем?
– Просто я его знаю, – повторил он. – Знал до этого.
Странное дело, но то, что Богдан узнал Гафура, принесло некоторое облегчение. Нет, даже не облегчение, а надежду, что все обойдется. Гафур прятал свое лицо, а Князев мысленно уже снял с него маску. Меджидов убеждал заложников в том, что он жестокий террорист, а Богдану раньше приходилось говорить с ним, шутить, вместе смеяться над шутками. Бывшему прапорщику показалось, что именно это обстоятельство даст силы сопротивляться. Если твой враг – настоящий зверь, ты не можешь предвидеть его поступки. Когда же перед тобой негодяй, но все же негодяй в человеческом облике, в этом и таится его слабость.
Меджидов молча прошелся по сцене, то и дело бросая взгляды в зал. Напряжение среди заложников нарастало. Кто-то, не выдержав, выкрикнул:
– Что вам от нас надо?!
– Интересный вопрос, – поднеся микрофон ко рту, произнес Гафур. – Кто его задал?
В зале вновь стало тихо-тихо.
– Кто его задал? – повторил Меджидов. – Ладно. Сам человек не хочет признаваться. Но у него есть соседи. Они могут подсказать.
Тишина стала гробовой.
– Они тоже не хотят, – с сожалением покачал головой Гафур. – Я не люблю, когда меня не слушаются. Тот, кто задал вопрос, должен встать, иначе он и его соседи с двух сторон будут убиты. Хочу предупредить, я знаю, кто это сказал. Я только жду момента признания.
Меджидов давил на публику так, как это делают учителя младших классов. Этот способ был действенным. Взгляд террориста скользил по рядам. Каждый, на кого он падал, непроизвольно втягивал голову в шею.
Наконец в десятом ряду поднялся мужчина в полосатом пиджаке и синем галстуке.
– Это я спросил, – дрогнувшим голосом признался он. – Мы имеем право знать, что вам от нас надо.
– Вы не имеете никаких прав, – пояснил Гафур. – Права есть у тех, кто держит в руках оружие. Я не разрешаю задавать вопросы, я их задаю сам или же поручаю это своим помощникам. Можешь сесть, – разрешил он мужчине.
В зале неожиданно запикал мобильник, но тут же звук нажимаемых клавиш стих, стоило только Гафуру повернуть голову.
– Вы можете посылать эсэмэски, – произнес Меджидов. – Звонить родственникам, сообщать, что с вами произошло. Только говорите потише, чтобы не мешать остальным общаться со мной.
– Что они задумали? – дрожащим голосом тихо спросила у Богдана Лариса.
– Сейчас узнаем. Не думаю, что перед нами идейные бойцы, их в первую очередь интересуют деньги.
Предположение тут же подтвердилось. Гафур вновь поднес ко рту микрофон. Говорил он негромко, вкрадчиво.
– Сейчас по рядам пройдутся мои люди. Вы обязаны сдать им всю наличность, украшения. Не советую что-либо прятать. Я доходчиво объяснил?
Зал молчал, стало видно, как люди опускают руки, принимаются снимать с них кольца и перстни.
– Я напоминаю, что прятать ничего нельзя, – Меджидов вздохнул. – Хотя знаю, что такие найдутся. Но они пожалеют об этом.
По рядам двинулись кавказцы в камуфляже. Боевики не рисковали брать с собой оружие, отдавали его своим товарищам, стоявшим в дверях. Они беззастенчиво обыскивали женщин и мужчин, вытряхивали содержимое сумочек, выбирали то, что считали ценным.
– Это не бриллианты, это бижутерия – брильянит. Я сама выну сережки. Они копейки стоят, – пыталась объяснить дама боевику, который пытался извлечь блестящие сережки из ее ушей.
Ее спутник подрагивающей рукой бросил в подставленный мешок портмоне и следом отправил часы на массивном металлическом браслете.
– Ну, а пока идет процесс, мы продолжим, – сказал Гафур. – Публика здесь собралась состоятельная. Не каждый меломан в состоянии выложить за билет десять тысяч. Если кто-то не сам богат, то у него богатые родители. А потому предлагаю аукцион. Лот – освобождение. Количество лотов ограничено. Сколько, пока не скажу. Итак, кто готов предложить за себя выкуп?