Сторожевой волк
Шрифт:
В этот момент в глубине реквизиторской ощутилось движение. Средневековый гобелен зашевелился, и посреди него проявилась шишка.
– Кто, что? – послышался взволнованный шепот.
Затем гобелен отлетел в сторону, под ним, как оказалось, спал Ростислав. Он ошарашенно моргал веками.
– О, брателло! – наконец сориентировался в происходящем режиссер. – Здорово, вот и заглянул на «огонек». Что, концерт закончился?
Объяснять что-то времени не было, шаги и голоса преследователей, доносившиеся из коридора, приближались, а Ростислав просто не въезжал в обстановку. Он проспал на тряпье самое главное, для него продолжалась
– Ты чего такой быстрый? – успел прохрипеть Ростислав, прежде чем Князев зажал ему рот ладонью.
– Успокойся, сейчас все объясню. Будешь дергаться, нас убьют, – прошептал он в лицо Ростиславу.
Режиссер затих, замер, словно превратился в мумию. Шаги остановились перед дверью. Дверная ручка повернулась, дернулась.
– Заперто вроде, – послышалось с другой стороны.
Дверь еще раз дернулась. Затем в нее сильно ударили плечом.
– Да не в эту сторону она открывается, – донеслось из коридора.
– Есть, чем подковырнуть, типа топора?
– Откуда?
Дверь снова дернулась.
– Ну, не мог же он сквозь землю провалиться.
– Это точно.
– Ты посмотри, сколько тут дверей. Если заперта, значит, ее с вечера замкнули.
– Да там он прячется. Больше негде.
Ростислав перестал дергаться под Князевым. Он затих и вслушивался в опасные слова, доносившиеся из-за двери.
– Достану – грохну, – свирепо пообещал один из боевиков.
– Кто они такие? – одними губами спросил Ростислав.
– Молчи, цел останешься, – посоветовал Богдан.
Дверь еще один раз дернули, затем еще и еще. От коробки посыпались с боков куски штукатурки.
– Заперто, не старайся.
– Изнутри заперто.
– А я говорю, снаружи.
Князев с Ростиславом сидели среди тряпья и молчали. Дверь снова рванули, да так сильно, что послышался скрежет металла – сорвалась ручка.
– Перестарался. Пошли, – прозвучало из коридора.
Князев с Ростиславом сидели рядом, прислушивались. Шаги стали удаляться. Еще несколько раз подергали соседнюю дверь, за ней следующую.
– У него ключей быть не может. Если заперто, то его там нет.
– Логично.
Шаги и голоса окончательно затихли, растворились в громаде здания.
– Ты чего на меня накинулся? Кто они, те, которые за дверью? – отдышавшись, уже громче спросил Ростислав, подозрительно глядя на Князева.
– Концерт так и не начался, – ответил тот. – Комплекс захватили террористы.
– Чего они хотят?
– Хрен их знает. Но, кажется, мы с тобой – единственные в здании, кто еще хоть как-то может управлять своей судьбой. Все остальные – заложники.
Ростислав задумался. Его лицо приняло скорбное выражение.
– Жаль. Но у каждого своя судьба. Нас с тобой беда обошла стороной. Террористов насчитывается семь видов, с каким мы столкнулись?
– Я знаю о семи видах террористов, – раздраженно проговорил Богдан, – и не хочу думать об их классификации. Они убивают людей. Ты это понимаешь?
– У каждого своя судьба, – вздохнув, повторил Ростислав. – Они решили, что в реквизиторской никого нет. Нам повезло. У нас в наличии немерено бухла. Танцоры с Кавказа рассчитались со мной по полной программе. Ты любишь чачу? – Режиссер привычно сунул руку в сценическое тряпье и вытащил литровую бутылку с белой прозрачной жидкостью. – Это мне благодарность от Расула – хореографа. Их коллектив второе место в конкурсе занял, диплом министерский получил. Расул – мужик правильный, отблагодарил, сказал, голова завтра болеть не будет. Пересидим налет террористов в тайнике, как третью мировую. И встретит нас свобода восторженно у входа, – переврал он цитату из классика.
– Лучше помолчи. Я не для того оттуда вырывался, жизнью рисковал, чтобы чачу с тобой жрать, – резко оборвал его Князев. – Это, кстати, ты «удружил» с пригласительным на концерт.
– Кто же знал? – развел руками режиссер.
– Это уже не имеет значения. Я тебя не виню, сам, дурак, согласился. Но сейчас у меня в здании остаются две женщины, которых я должен вызволить. Если не считать остальных заложников.
– Не мысли вселенскими масштабами, – примирительно произнес Ростислав. – Это неправильно. Ты не супергерой, способный спасти мир. Есть государство, которому ты платишь налоги, в том числе на то, чтобы оно могло обезопасить тебя и двух твоих любимых женщин. Ты оказался в тупике, – обвел он рукой реквизиторскую, – но это спасительный тупик. Мы тут с тобой можем спокойно пересидеть опасность. Даже с удовольствием. Насчет твоих баб не переживай. Бог милостив, Он никогда не пошлет испытаний свыше сил тому, кому они предназначены. Выдержат, и о тебе не вспомнят. Потом у тебя с ними все наладится. А если что страшное случится, позже новых себе найдешь. Все бабы одинаковые. В смысле физиологии, разумеется. Им от нас, мужиков, только одного и надо. Даже не заметишь разницы, если размер нужный подберешь. Я тебе как знаток говорю. Никогда не следует прыгать выше головы. Мы с тобой сейчас тихо и культурно сядем бухать, пока спецназ нас не освободит.
Князев уже понял, куда клонит его приятель, а потому произнес:
– Ростислав, я уважаю тебя, как умного, креативного человека. Мои отношения с женщинами – это мои отношения с женщинами, а потому решать здесь буду я.
– Решать решай, но не за меня, – поджал губы режиссер. – Я сам за себя решать стану. Я – мужчина самостоятельный, мирный. Ваша война – не моя война.
Чтобы больше не возникало сомнений, Ростислав отвернул пробку с бутылки и засадил в себя здоровенный глоток. Сделал он это абсолютно сознательно – кто же пойдет воевать рука об руку с пьяным?
– Сволочь ты, Ростислав! – прочувственно бросил Богдан.
– Я тебе ничего не обещал. Бабы твои, ты с ними и разбирайся.
– Остальные заложники тоже мои? – прищурившись, спросил Князев.
– Но и не мои, это точно. Государству все налоги платят, ментов содержат за наши деньги, на акциях протеста за раскрытый зонтик вяжут и сутки в суде лепят. Пусть теперь сами и разбираются. У нас тут с тобой – тишь и благодать. Нас тут нет, как твои террористы сказали, значит, имеем полное право культурно отдохнуть.
– И за что предлагаешь выпить? – с вызовом спросил Богдан.
– За все хорошее. И чтобы войны не было, – заученно произнес привыкший пить в разных компаниях Ростислав, опрокинул стаканчик в горло и сглотнул. – Хорошо пошла. Знаешь, Богдан, каждая точка на земле имеет свою силу. В одном месте благодатную, в другом отрицательную. В одном месте и пьется хорошо – назавтра голова не болит, а в другом – сто граммов опрокинешь и завтра себе места не находишь. То же самое и с работой. Где-то хорошо работается, а где-то ужасно.