Стоунхендж
Шрифт:
— Доставить камень? Придать ему форму? Убрать этот? — Сабан раздумывал это несколько мгновений. — Кроме того, нам нужно убрать обе перекладины с узкой колонны, вот почему я оставил платформу на месте, — он пожал плечами. — Это может быть сделано следующим летом.
— Следующим летом? — закричал Камабан. — Мы собираемся освятить храм через три дня! Три дня! Он не может ждать! Он готов, он готов, он готов! Конечно, камень не упадёт!
Он стал бить ладонью по треснувшей колонне, и Сабан инстинктивно отступил назад, но камень не разрушился. Камабан начал колотить по нему своим маленьким жезлом, а после того, как увидел, что Сабан отшатнулся, схватил один из тяжёлых каменных молотков, которыми
— Ты видищь? — спросил Камабан, опустив молоток, а потом, его гнев вскипал как всегда, когда храм встречал препятствие, он встал между треснувшим камнем и соседней колонной и начал биться всем телом в треснувший камень, раскачиваясь из стороны в сторону между колоннами.
— Ты видишь? — визжал он. Рабы с тревогой глядели на Сабана.
Колонна не разрушилась. Камабан последний раз бросился на камень, потом попытался раскачать его руками.
— Ты видишь? — снова спросил он, натягивая свой плащ. — Он готов. Он закончен.
Камабан попятился от Небесного Круга и посмотрел на его камни-перемычки.
— Он закончен, — он с триумфом прокричал последние слова, затем неожиданно повернулся и обнял Сабана. — Ты всё сделал хорошо, Сабан, ты всё сделал хорошо. Ты построил храм. Он закончен! Он закончен! — он визжал последние слова и прыгал в неуклюжем танце, а потом упал на колени и распростёрся на земле.
Он и правда был закончен. Оставалось только разобрать последнюю платформу и вычистить осколки и мусор, накопившиеся за долгие годы. Камни из Сэрмэннина лежали в низине на востоке от храма, а салазки из брёвен уже были свалены в две большие кучи, которые сожгут в день освящения храма. Эта церемония должна была состояться через три дня, и Камабан, закончив свои молитвы, сказал, что в этот день хижины рабов будут разобраны, а их брёвна и солома добавлены в костры.
— Хижины хорошо горят, — злобно сказал он.
— Если будут разрушены хижины рабов, — спросил Сабан, — то где они будут спать?
— Они будут свободны, конечно, — пренебрежительно сказал Камабан.
— Прямо сейчас?
— Ещё нет, — Камабан нахмурился. — Я хотел бы отблагодарить их. Устроить им праздник?
— Они заслужили его, — сказал Сабан.
— Тогда я распоряжусь об этом, — беззаботно сказал Камабан. — У них будет праздник в канун Дня Зимнего Солнца. Грандиозный праздник! А ты снесёшь хижины рабов утром в день церемонии.
Он ушёл прочь, постоянно оглядываясь, чтобы посмотреть на камни.
Леир и Ханна теперь жили в хижине Сабана. Пара вернулась с острова, где Леир оставил золотой ромбик, однако от Дирэввин ответа не было, и Сабан опасался, что она мертва. Леир, который вовсе не был шокирован происхождением Ханны, казался очень возбуждённым этим, и хотел послушать истории о Каталло и Рэтэррине, о Ленгаре и Хэнгалле, о Дирэввин и Санне.
— Дирэввин жива, — упрямо утверждала Килда в ночь окончания храма. Среди камней было безлюдно, и Сабан и Килда держась за руки прохаживались среди колонн, так освещённых светом луны, что небольшие вкрапления в серых камнях блестели как отражения бесчисленных звёзд. Почему-то ночью камни казались выше — выше и теснее, и когда Сабан и Килда шли между двумя колоннами Дома Солнца, камни словно окружили их. Кости Хэрэгга были скрыты тенью, но кислый запах крови держался в холодном воздухе.
— Изнутри он кажется меньше, — сказала Килда.
— Как гробница, — откликнулся Сабан.
— Может быть, это храм смерти? — предположила Килда.
— Именно этого и хочет Камабан, — раздался хриплый голос из темноты, окружающей разлагающиеся кости Хэрэгга. —
Килда охнула, когда голос вмешался в их разговор, а Сабан обнял её за плечи. Они повернулись и увидели фигуру в капюшоне, поднявшуюся от костей и направляющуюся к ним. В первое мгновение Сабан подумал, что это Хэрэгг вернулся к жизни, но потом Килда резко высвободилась из его рук, подбежала к темной фигуре и припала к её ногам.
— Дирэввин! — кричала она. — Дирэввин!
Фигура скинула капюшон, и Сабан увидел, что это действительно Дирэввин. Постаревшая Дирэввин, с седыми волосами и с таким худым и напоминающим череп лицом, что была очень похожа на Санну.
— Ты оставлял ромбик, Сабан? — спросила она.
— Мой сын и твоя дочь оставили его.
Дирэввин улыбнулась. Килда обнимала её ноги, и Дирэввин мягко высвободилась и направилась к Сабану. У неё осталась лёгкая хромота, наследие стрелы, ранившей её в бедро.
— Твой сын и моя дочь, — спросила она, — любовники?
— Да.
— Я слышала, что Леир хороший человек, — сказала Дирэввин. — Так почему ты послал за мной? Потому что твой брат хочет убить всех рабов? Я знаю об этом! Я знаю всё, Сабан. Нет ни одного шёпота в Рэтэррине или Каталло, который я не слышала бы, — она огляделась вокруг себя, посмотрела вверх на высокие камни. — Здесь уже пахнет кровью, но он хочет ещё больше. Он будет пропитывать его кровью, пока не произойдёт его чудо, — она презрительно засмеялась. — Остановить зиму? Остановить даже смерть? Но предположим, что чудо не произойдёт, Сабан, что будет делать твой брат? Построит ещё один храм? Или просто будет этот храм поливать кровью, кровью и кровью, пока сама земля не станет красной?
Сабан ничего не сказал. Дирэввин ударила по боковой части Камня Земли, который отражал свет луны ещё ярче, чем камни из Каталло.
— Или может быть, его чудо произойдёт, — продолжила Дирэввин. — Может быть, мы увидим, как придут умершие. Все умершие, Сабан, с белыми и худыми телами будут выходить из камней, поскрипывая суставами, — она сплюнула. — Вы больше не будете копать могилы в Рэтэррине, да? — она прошла через колонны Небесного круга и стала смотреть на огни костров возле хижин рабов в маленькой долине. — Через два дня, Сабан, твой брат собирается убить всех этих рабов. Он притворится, что устраивает для них празднество, но его воины окружат хижины с копьями и пригонят их в эти камни, чтобы убить. Откуда я это знаю? Я слышала это, Сабан, от женщин Каталло, куда наведывается твой брат, чтобы спать с твоей женой. Они спят вместе, только естественно они это так не называют. Спать вместе — это то, чем мы занимались с тобой, что вы делаете с Килдой, чем, наверное, твой сын занимается с моей дочерью, пока ты стоишь здесь с отвисшей челюстью. Нет, Камабан и Орэнна репетируют бракосочетание Слаола и Лаханны. Это их священная обязанность, — она злобно ухмыльнулась, — но это всё равно спать вместе, как ты ни украшай это молитвами, а когда они заканчивают, они разговаривают, а ты думаешь, женщины Каталло не передают мне каждое подслушанное слово?
— Я послал ромбик, чтобы ты помогла мне. Я хочу, чтобы рабы остались в живых.
— Даже если это будет значить, что чудо Камабана не произойдёт?
Сабан пожал плечами.
— Я думаю, что Камабан сам боится, что оно не произойдёт, именно поэтому он впадает в безумие, — тихо сказал он. — И это безумие не закончится, пока не будет освящён его храм. А может быть Слаол придёт? Хотелось бы.
— А если нет? — спросила Дирэввин.
— Тогда я построил великий храм, — твёрдо сказал Сабан, — и когда безумие пройдёт, мы будем приходить сюда, будем танцевать здесь, будем молиться, а боги воспользуются камнями так, как посчитают нужным.