Стоунхендж
Шрифт:
Мимо Томаса пробежал плотник с мотком каната. Губы его шевелились, он вскрикивал:
— Только бы не утонуть... Только бы доплыла эта посудина...
Второй матрос выхватил канат, крикнул с удивленной злостью:
— Чего трясешься? Ведь корабль не твой!
Корабль трещал, начал тонуть. Капитан заорал, торопя, а когда решил, что надежды на спасение нет, собрал матросов в круг.
— Ну, бездельники, прочтите хоть какую-то молитву!
Никто не мог вспомнить ни слова. Как и сэр Томас. Тогда капитан заорал:
— Бездельники!
Опять никто не шелохнулся, прятались друг за друга. Хозяин судна плюнул, пустил шапку по кругу.
— Мы должны успеть сделать хоть что-то богоугодное! Быстрее собираете деньги на постройку храма!
Кто-то успел бросить монету, но порывом бури шапку вырвало из рук, а несчастный вскрикнул, когда его метнуло через всю палубу, едва успел ухватиться за переплетение канатов. Рядом с Томасом трясся матрос, которого хозяин именовал священником, потому что у него на шее блестел большой золотой крест.
— О могучие боги моря! Не губите! Если нам позволено будет спастись... я принесу вам в жертву стадо коров!
Томас, удерживая одной рукой Яру, чтобы не сдуло за борт, поразился:
— Святой отец, ты сбрендил? Где у тебя на судне стадо коров? А если ты думаешь на моих коней, которых я оставил там на берегу...
Матрос с крестом неумело перекрестился, прошипел сквозь зубы:
— Умолкни, сын мой! Только бы сейчас спастись, а там поглядим!
Томас вытаращил глаза. Сглотнул, покачал головой.
— Говорили мне, не грызи с англом орехов... Ишь, сэра Бога норовит надуть! Что ждет Британию, ежели тут такой народ...
Ледяной ветер пронизывал до костей. Тяжелая волна ударила в борт с такой силой, что корабль затрещал. Гребень волны обрушился на палубу. Яру подхватило, как перышко, она едва успела вскрикнуть, как железная рука с такой мощью ухватила ее поперек туловища, словно благородный рыцарь ловил свою улетающую душу.
— Благо... дарю...
Грохот волн и рев бури заглушили ее слова. Он только видел, как распухшие от холода губы шевельнулись, затем ее с силой прижало всем телом к его груди. Томас напрягся, задержал дыхание. Тяжелая волна ударила, как лавина, едва не расплющила вместе с панцирем.
Чувство полнейшей беспомощности охватило Томаса с такой силой, что в глазах потемнело. Волны, как живые, озверевшие горы, ветер швыряет полуразбитый корабль, как щепку. Нет противника, с которым можно бы сразиться и красиво погибнуть. Мачты уже сломаны, паруса унесло бурей, борта разбиты...
Сквозь рев бури они услышали страшный треск. Их швырнуло на доски, Томас едва не вылетел вслед за волнами, что без препятствий перехлестывались через разбитый корабль. Руку едва не выдернуло из плеча: он намотал на нее канат, другой рукой прижимал к груди Яру.
Ветер ревел, волны швыряли в лицо злые брызги, но Томас внезапно ощутил, что уже слышит
В полной темноте он услышал свой сиплый голос:
— Похоже, нас выбросило на камни... Еще повезло!
— Если следующая волна не смоет... — донесся едва слышный голос от его груди.
— Не дадимся, — заверил он, но с чувством полнейшей беспомощности понимал, что от него ничего не зависит. Тьма, хоть глаза выколи, не видно, что рядом.
В небе блеснул просвет, затем тучи снова сомкнулись, но просветлело сразу в двух местах, наконец блеснули мелкие холодные звезды. Небо начало очищаться.
— Смотри! — вскрикнула Яра.
Край тучи озарился ярким светом, выглянула луна. У Томаса перехватило дыхание. Они на обломке корабля висели высоко над бушующим морем. Волны перекатывались далеко внизу, а корабль висел, зажатый между двумя темными скалами. Вдали виднелась темная масса берега.
— Не шевелись, — предупредил Томас, — и даже не дыши!
Яра была прижата к его груди щекой, он не видел ее глаз, только ощутил едва заметное движение, словно она хотела кивнуть.
Когда наступил слабый рассвет, Томас спустил на веревке Яру, затем слез сам. Вода здесь доходила до пояса. Волны прибоя били с силой, он сам дважды падал, но в доспехах сшибить труднее, а Яру отнес к берегу на руках. Она попробовала высвободиться, он пригрозил:
— Брошу!.. Не понимаешь, что так я устойчивее?
Он вышел, преодолевая волны, упал месте с нею на камни. Задубевшее тело не слушалось, он чувствовал, что душа расстается с телом.
Яра потрясла его за плечи.
— Смотри!
Ближе чем в полумиле горел огонек в окнах рыбацкого домика. Поддерживая друг друга, они потащились, едва передвигая ноги.
Томас был в глубоких царапинах, что саднили от морской воды, половину лица занимал кровоподтек. Из разбитой о камни губы сочилась кровь. Но голос его был полон злой силы:
— И все-таки... Все-таки мы добрались до Британии!
Яра смотрела жалостью и сочувствием.
— Да, ты сделал больше, чем дано человеку. Ты не просто сумел вернуться целым... гм... живым из Святой Земли, но ты добыл Святой Грааль, ты пронес его через весь огромный белый свет и вручил Иосифу, когда через пролив уже видны были скалы твоей родины!
Томас прислушался к свисту ветра — на лице появилась волчья улыбка. Вид у рыцаря был упрямый и злой.
— Я сделал больше, чем дано человеку. Я кое-что взял и сам! Калика говорил, что звезды указывают дорогу слабым, а сильные сами двигают звездами. Пророчества — для слабых, нищих и трусливых!
Она смотрела непонимающе. Оскал на разбитом лице рыцаря стал шире:
— Дело в том, что чаша в моем мешке на поясе. Хочешь посмотреть?
Она ахнула:
— А что... а что в мешке у Иосифа?