Стоунхендж
Шрифт:
Томас краем глаза увидел, что Яра смотрит на них с жестоким выражением на лице. Она медленно опустила надкушенный пирог на блюдо. Калика ухмылялся, смотрел на молодого рыцаря, как смотрят на канатоходца, что идет по туго натянутой тонкой веревке между двумя высокими башнями.
Отец улыбался от уха до уха. Глаза были просто подлые и хитрые. Томас кое-как оторвал от себя Крижану, что цеплялась за него, как обезьяна за дерево, бережно опустил на пол. Она поправила прическу, лишь тогда повернула сияющее
— Простите, сэр Торвальд!.. Простите, сэр Эдвин!
От ее сияющего лица и глаз светлели лица присутствующих. Она наконец заметила калику и женщину в одежде воина.
— Это твои друзья?
Томас сказал неуклюже:
— Да, леди... милая Крижана. Это вот мудрый отшельник из славянских земель, а это... гм... благородная Яра.
Крижана светло и чисто улыбнулась им обоим.
— Приветствую вас! Спасибо, что прибыли вместе с Томасом. Дороги кишат разбойниками, а втроем безопаснее. Если бы я знала, что по прибытии сразу ты отправишься на турнир, я бы обязательно поехала туда.
Олег кивнул, Яра смотрела хмуро и зло. Она вытащила свой нож, придвинула к себе ближе блюдо с поросенком. Крижана улыбнулась ей, женщина-воин и должна выглядеть злой, повернулась к Томасу:
— Ты счастлив, дорогой?
— Дальше некуда, — пробормотал Томас. Он рванул ворот, в зале что-то стало так жарко, что у него горели уши, полыхала шея, он чувствовал, как по спине текут крупные, как жуки, капли пота.
Крижана прижалась к Томасу, не чувствуя стыда, потому что все знали, как она ждет, и что будет, если он успеет вовремя.
Отец приблизил губы к уху Яры, но сказал достаточно громко, чтобы слышали все:
— Не правда ли, счастливая пара? Все ждут, когда они поженятся.
Голос Яры был, как раскаленное железо, когда его опускают в ледяную воду:
— Они обручены?
— С детства!
— Я никогда об этом не слышала, — сказала она, и Томас увидел, что ее глаза из лиловых стали зелеными, а воздух заблистал крохотными, как обломки стекла, искрами.
— Ну, — выдавил он, чувствуя себя, как христианин в руках сарацин, — забот было много, кто говорил о домашнем? Да и не носят у нас
обручальные кольца до того, как святой отец обручит в церкви.
Яра сказала низким голосом, к которому примешивалось шипение змеи:
— Очень удобный обычай.
— Да в чем дело? — возмутился он. — У нас были стычки с врагами, великанами, колдунами. Нас били, клевали, топтали, бросали в темницы. Мы срывались с высоких башен, тонули в седых океанах, и алою кровью своею... гм... Разве было время говорить о мелких домашних делах?
Глаза Крижаны стали тревожными. Она спросила робко:
— Неужто... неужто ты ни разу не упомянул обо мне?
Сэр Торвальд сказал звучно:
— Я уверен, ты была в его сердце!
— В
Томас простонал беззвучно. Крижана, ласкаясь, заглянула ему в глаза.
— А как же... ты обещал идти в бой с моим именем на устах... Ты взял меня своей прекрасной Дамой Сердца...
Стон внутри Томаса стал громче. Отец нагло улыбался от уха до уха, зубы выставил как крокодил.
— Так и было, — сказал Томас затравленно. — Просто я не кричал об этом на каждом углу.
— Томас!
— Ну что?.. Я безгрешен, как десять тысяч ангелов, что помещались на острие иглы!
Яра фыркнула громче. Крижана оглянулась на нее.
— А кто все-таки эта женщина? И почему ты все время оправдываешься перед ней?
Томас хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная штормом на берег, а шторм был нешуточный. Дядя скалил зубы, отец улыбался хитро и противно.
— Разве я оправдываюсь?
— Ты все время оглядываешься на нее!
— Я вообще молчу, как калика... как рыба об лед!
— Я вижу, — сказала она таким жалобно-обвиняющим тоном, от которого у всех сжалось сердце, — что пока я ждала его годы и годы, он скитался по восточным землям, искал утех встречных женщин, не пропускал, как теперь вижу, ни одной девки...
— Девки? — спросила Яра опасно спокойно.
— Это у него от меня, — сказал отец гордо дяде. Улыбка раздирала рот. — Я умел! Но дети пошли хлипкие. У Томаса скоро и последняя ускользнет, как песок меж пальцев.
Томас метнул на «пророка» гневный взгляд. Слезы заблестели в прекрасных глазах юной невесты.
— Я ждала... Я так ждала! Мой рыцарь был самый смелый, самый отважный. Он придет и спасет меня... Но когда пришел, он уже был с пожилой женщиной....
Томас искоса бросил взгляд на Яру. Она, похоже, поперхнулась, и некому постучать по спине: лицо угрожающе побагровело, глаза полезли на лоб. Ее голос был таким тихим и тонким, словно вылезал, обдирая ногти, из-под упавшего дерева:
— Пожилой?
— Что мне теперь делать? — вопрошала Крижана. Слезы наконец прорвали запруду и брызнули, потекли жемчужинами по прекрасным нежным щекам. — Я готовилась растить его детей, воспитывать их такими же отважными и благородными, как их отец...
Она с мольбой обратила свои лучезарные глаза, ныне озера слез, на Томаса. Ее нежные руки поднялись чуть и застыли, не решаясь коснуться Томаса. В глазах была боль.
— Томас... сэр Томас...
Томас чувствовал себя распятым над костром. Голым. А пламя прижигает так, что...Он мог водить войска в бой, сам сражался отважно и умело, встречал врага грудь в грудь и не отводил взгляд даже от страшных глаз василиска. Но сейчас топтался на месте, наконец выдавил:
— Ну... гм... ну...