Стой, мгновенье! (Военные рассказы)
Шрифт:
Кони вошли, за ними направил Мирошин свою Горку. Вода ударила в полозья, брызги холодно окропили лицо Ольги. Одна капля скатилась в ямочку. Оля опустила руку, но до воды не достала. Перебирая пальцами, длинными и почти прозрачными, она ждала, что речка обдаст ее хоть брызгами.
Конь капитана шел последним, он замыкал группу. Теперь капитан чуть пришпорил коня и, войдя в реку, перегнувшись низко-низко, зачерпнул воды и брызнул на руку Ольги, задел пальцем о палец. Она, не открывая глаз, пошевелила губами, но он угадал. Она беззвучно произнесла:
— Вася.
Он придержал коня, а она так и не приоткрыла
— Ну что, как движетесь, капитан?
— Товарищ майор, уже пять километров прошли. Звоню из первого обогревателя, — косясь на узкие нары и крохотную печурку, поспешно докладывал Карпов. — Как цунами?
— Ждем!-И майор посмотрел на залив.
Майор связался с заставой на мысе Буревестник:
— Как с врачом? Почему не докладываете?
— Врач на вызове. Как только вернется, так сразу направим!-Даже в телефонную трубку доносился нарастающий свист ветра.
Майор положил трубку, но не снимал с нее руки, точно таким образом оставался около капитана Ефимова на мысе Буревестник, точно рядом ощущал руку Карпова и улавливал ее нервную дрожь.
Конь Кулара вошел в речку, за ним, медленно опуская копыта, вступил в воду конь Карпова.
— Сюда! Сюда!-повернулся Карпов к Мирошину. Мирошин первый, ведя в поводу Горку, погрузил сапоги в пену, намыливавшуюся на острый выступ камня. Вода хлестнула, залилась в сапоги. Но разгоряченный солдат не ощутил холода. Горка поскользнулась. Дернула сани.
Ольга закричала. Она хотела молчать, кусала до крови губы, но окровавленный крик рвался из нее, словно кричал и ее ребенок, и река, которой стало больно от этой боли, и уже Мирошин почувствовал теперь, что он в сапоги набрал воды и льдом сковывает ноги.
Граненое копыто Горки опять соскользнуло с камня.
Ольга вскрикнула, и от этого вопля кипятком обдало капитана.
Невозмутимый тувинец Кулар на несколько сантиметров повернул голову. Горка поскользнулась! Для лучшего кавалериста и прирожденного охотника Кулара это было странно. Горка эту речку переходила сотни раз и днем, и ночью, она никогда не оступалась на этом месте. Да и он запряг именно Горку, самую сильную, самую чуткую лошадь. Он даже шепнул ей по-тувински, но так, чтобы никто не слышал, что Горка повезет женщину, чтобы она была осторожней… Тувинец еще на несколько сантиметров повернул широкое медное лицо к Горке, и его умные суженные глаза впились в глаза лошади. Лиловые, расширенные предчувствием беды глаза животного словно кричали. И тут Кулар увидел справа от себя следы, большие, круглые.
— Медведь ходил, большой!-И костистая рука Кулара поправила за спиной автомат, секунду задержавшись на диске.
Свежий след косолапо тянулся к зарослям бамбука, особенно четко песок, опавший с округлых лап, желтел на ноздреватом снегу.
Мирошин уже не глядел под ноги, он шел спиной вперед, тянул за собой упирающуюся Горку, умоляюще смотрел в ее почерневшие от страха, ненавидящие глаза.
«Больше не буду кричать, не буду», — повторила Ольга про себя.
— Не буду больше кричать!-закричала она, и лошадь пошла еще опасливее, и опять поскользнулась.
«Если медведь рядом, кони рванут, а Горка выбросит Ольгу из саней, переломает оглобли, убежит», — Карпов провел вспотевшей
— Федощенко, подержи коня! — И капитан глянул на фельдшера, но Кулар уже передал ему поводья, а сам, передвинув автомат на грудь, быстро направился к зарослям бамбука.
Следы, следы. Помет. «Голодный, очень голодный был», — определил Кулар и снял автомат с предохранителя, понимая, что весенний медведь ждет добычи и бросится на человека.
У себя, в Туве, Кулар убил не одного волка, позарившегося на овец. С медведем встречаться ему не приходилось. Шаги укоротились, движение замедлилось. Страх пополз по ногам, по груди, по спине, страх затормаживал движения.
Он спиной почувствовал стон Ольги, и этот сдержанный стон подтолкнул сильнее приказа. Так, умирая, стонала когда-то в Туве мать Кулара. И почудилось ему, на одно мгновение, что там, за спиной, мать, что она еще может выжить.
У скалы, где проходила узенькая дорога, Кулар сперва увидел два коричнево-красных уголька. Медведь! Здоровый. Какой здоровый! Он в засаде так слился со скалой, что и не отличишь: где камень, а где медведь.
Шерсть вздыбилась, а огромный медведь стал меньше. Нет, он и не думал нападать на человека. Он сжался в предчувствии какого-то несчастья, он раньше людей почуял близость цунами и теперь в ужасе, ища защиты от смерти, тянулся к людям и с надеждой глядел на ствол автомата-
Кулар выстрелил над ухом медведя.
Медведь скосил голову, но не тронулся с места. Он даже сделал шаг к Кулару, словно надеясь на его доброту. Но Кулар выстрелил еще. Еще раз!
Медведь точно с укором глянул на Кулара, кинулся было к океану. Но оттуда, от океана, исходило дыхание смерти, и медведь опрометью ринулся к зарослям, тяжко хрустя стеблями бамбука. Потом, подгоняемый автоматной очередью, повернул за выступ горы и скрылся.
И снова впереди конь Кулара, за ним Федощенко, за Федощенко сани. Замыкает группу Карпов. Сзади ему видно, как невозмутимо сидит в седле Кулар, только темным пятном из-под автомата выделяется мокрая куртка. То и дело Карпов оборачивается к Ольге.
Опять река, опять сани, покачиваясь, врезаются в воду, опять ползут по песку, вот дорога берет влево, и лошадь втягивает сани на утес. Уже внизу стелется туманная изморозь, внизу свинцово-серый океан. Он простирается далеко, километровой длины волны, как складки постели тяжелобольного. Океан постанывает, жалуясь земле на свою участь. Морской орел где-то внизу накренил крылья, прицеливаясь..»
Капитан наклоняется к Ольге… Смотрит на нее, но она не открывает глаз. Она знает, это он, она не могла ошибиться.
Он всегда поражал ее уравновешенностью, убежденностью в правильности избранного пути, полным забвением тщеславия. На границе, и днем и ночью — в напряжении. Он успевал быть и рядовым пограничником, и сержантом, и поваром, и командиром. Его отцовское чувство заражало, она и себя ощутила его дочерью, а потом… потом вдруг пожалела его. Она знала, что была у капитана жена, да не понравилось ей на Курильских островах, а он не хотел уезжать отсюда, и жена уехала. И его одинокость как-то незаметно притянула Ольгу.