Стоянка запрещена (сборник)
Шрифт:
Понять суть ее речей было невозможно, но мама Николая безошибочно уловила отсутствие криминала: женщина, которая несет подобную чепуху, не могла совратить сына. Мама расслабилась и теперь получала удовольствие от собственных язвительных вопросов.
– Ключи? – попросил Николай.
– Держи, – протянул связку Игорь.
Наконец осуществилось давно желаемое – Николай открыл машину.
Бумаги из портфеля выброшены, веером на заднем сиденье. Похоже, все в целости. Пиджак валяется на коврике. Карманы пусты – ни телефона, ни бумажника, ни паспорта. Что и следовало ожидать.
Пока Николай обследовал салон своего автомобиля, дождь прекратился. Игорь сложил свой зонт, отнес в машину. Взял зонтик из рук Сердоболицы, которая в десятый раз объясняла маме Николая про потасовку на остановке, стряхнул капли, сложил.
Мокрые складки зонтичной ткани, будто лепестки тропического растения, поникнувшего в дождь, сбрасывали воду – лишнюю тяжесть, которая не дает распахнуться к солнцу. Под светом уличного фонаря, а не солнца, до восхода которого еще добрых три часа, и в лучах от фар машины Игоря падающие капли играли, как бриллианты, всеми цветами радуги. Наверное, оптический эффект от двух искусственных источников света.
Игорь с непонятной осторожностью протянул сложенной зонтик Сердоболице. Медленно подняв руку, что было необязательно, ведь передают вещь на уровне пояса, не задирая высоко.
– Ах! – только и сказала женщина, увидев падающие на землю драгоценные капли-бриллианты.
И посмотрела на Игоря. Доли секунды, взмах ресниц – и принятый зонтик.
– Обошелся малой кровью, – сказал Николай, выйдя из машины. – Деньги стырили, но карточки я успел заблокировать. Документы рабочие, кажется, в порядке. Ух, трах-мах-тах, при женщинах будет сказано иносказательно. Обошелся малой кровью за привычку к табакокурению. Брошу курить. Мама, честно брошу курить!
– Сыночек! Полтретьего ночи в моем возрасте… – напомнила мама.
«А кто тебя сюда звал?» – мог бы спросить Николай, не будь он любящим сыном.
– Командуй, – сказал Игорь.
– Дай денег, – попросил Николай.
– У меня три тысячи.
– А у меня семнадцать тысяч, – гордо сказала мама. – Я всё взяла. Бери, сыночек.
Она ковырялась в сумке, вытаскивая купюры, завернутые в носовой платок, пристегнутый булавкой к перегородке в сумке (вот и объяснение – почему долго ехали: мама накопленное пришпиливала).
Игорь и Николай обменялись привычной жесто-мимикой: женщины, чего с них взять?
– Спасибо, мамочка, ты у меня чудная!
– Но ты же вернешь? Нет, конечно, возвращать не обязательно, сколько нам с отцом нужно…
– Мама! Получишь сполна, – бодро заверил Николай, у которого усталость перешла уже в нервные перегрузки на грани дебильного веселья.
– Мужик! – напомнил Игорь. – Командуй. Наведи на резкость, ты тут… – Он не нашел слова.
– …заводила, инициатор, первопричина происшедшего, – вдруг подсказала Сердоболица.
– С ума сойти! Во страна! – абсолютно трезвый хмельно воскликнул Николай. – У нас за кавказскими овчарками со сломанными лапами ходят филологические барышни. У них через слово «то есть», у них спички вместо фонариков, у них сотовые телефоны допотопные…
– Сыночек, ты не пьян? – спросила мама.
– Вы не переживайте, – попросила Колю Сердоболица, – ведь все закончилось хорошо.
Николай сбавил пафос, который из него так и рвался:
– Командую! Игорь везет Сердоб-б-б…бо-бо… прекрасную фею, которая меня спасла, до дома, потом с мамой в родные пенаты. Спасибо, друг!
– Точно справишься? Могу сопроводить до отделения милиции.
– Я сам. Я им сейчас накатаю с тремя копиями под расписку заявление про отказ от заявления.
Мама и Сердоболица пытались протестовать, в чем-то разобраться, участвовать в Колиных делах, но Игорь теснил женщин к своему автомобилю:
– Он сам. Он мужик. Разберется. Что ж вы всё впереди паровоза?
Восстановление паспорта, как и предполагал Николай, обернулось проблемами. Но не теми, которые ожидал. Некоторые соучредители фирмы под сурдинку попытались выкинуть Николая из бизнеса. Коллектив раскололся, и начались бои местного значения. О мысленном обещании дать деньги приюту бездомных животных, отблагодарить Сердоболицу Николай попросту забыл.
С югов отпускных жена приехала – загляденье! Шоколадка! Авитаминозная москвичка превратилась в мулатку с упругой кожей, со скульптурными ножками и трепетными руками.
– Отпад! – сказал Николай, когда рассмотрел жену дома.
– Папа, ты про меня? – возрадовалась дочка.
– Про тебя, куколка! Какая ты стала… упитанная.
«Дочь надо было вместе с дедушкой к бабушке отвезти, – подумал Николай. – Сколько она будет гарцевать? Часа два?»
– Доченька, хочешь, я тебе мультики поставлю? А мы с мамой в ванную пойдем, я ей новый кран покажу.
– И где здесь новый кран? – хихикала жена, прекрасно поняв намерения Николая.
– Кран старый, – закрывал Николай дверь на замочек, – и очень соскучившийся.
За ужином Николай рассказывал жене о ситуации на фирме и о том, как все началось с угона машины, живописал свои мытарства. Сочувствие на лице жены сменилось настороженностью, когда упомянул про Сердоболицу.
– Красивая дамочка? – спросила жена.
– Такая… – неопределенно покрутил пальцами в воздухе Николай, – одинокая.
Последняя характеристика, с его точки зрения, предполагала: «затюканная, забитая, нетоварная». Но жена вкладывала в это слово другое значение и еще больше насторожилась.
– Да брось ты! – скривился Николай. – Не уподобляйся моей маме. Она примчалась и завопила: «Ты с женщиной, ты с женщиной!» А я эту женщину даже не отблагодарил.
– Ай-ай-ай, как некрасиво! Мужчина должен держать слово.
– Я тебе мужчина, а не Сердоболице, – отмахнулся Николай и продолжил рассказывать о служебных делах.