Стоять, бояться!
Шрифт:
– А кто еще меня «старым крокодилом» называет?
– устало, словно увещевая капризного ребенка, проговорил Коростылев.
– Лева почему-то не стал признаваться, что рванул в Питер, но я-то знаю... Так что давай, Илюша, приезжай. Мы все разрулим, если надо устроим освидетельствование...
– Что-о-о?!
Геннадий Иванович смущенно замямлил:
– Ну, ты это... не бери в голову, не нервничай... дуй ко мне, я тебя буду ждать... Мы все разрулим.
Но Илья уже нажал на телефоне
Освидетельствование. Это слово не имело для Ильи другого смысла. Оно прозвучало как последний удар по крышке гроба, готового засыпаться землей.
Освидетельствование. Зубов не мог посмотреть в глаза примолкших свидетелей разговора, он слепо глядел перед собой и вспоминал...
Февраль. Конец февраля этого года. Илья приехал к отцу, но возле дома встретил Гаврилова, тот предложил подняться к нему - хотел похвастаться новой курительной трубкой в коллекции.
Поднялись. Задумали обмыть покупку парочкой рюмашек, к ночи нажрались в хлам.
Илья не стал вызывать такси или «пьяного водителя», спустился к отцу и переночевал в своей бывшей, но всегда готовой к приему комнате.
Утром его разбудил громкий шипящий голос Берты, доносящийся из кухни:
– Я не хочу, чтобы твой сын приходил к нам в невменяемом состоянии! Не хочу! Запрещаю! Я его - боюсь.
– Господи, Берта, что ты несешь?! Илья нормальный парень, он мой сын...
– Он не только твой сын! Он - сумасшедший! Попроси его больше не появляться у нас в нетрезвом виде!!
Тогда подслушанный разговор показался Илье похмельным бредом. «Сын сумасшедшей», «я его боюсь»... Что за вздор? Мама болела совсем другим, это сильнодействующие препараты повредили ей рассудок. Но она не была сумасшедшей! Больной, вздорной, слабой - да. Но не сумасшедшей!
В то утро он незаметно исчез из дома. Постарался забыть слова Берты.
Но не смог.
Через день приехал к отцу на работу и задал вопрос в лоб:
– Пап, наша мама была сумасшедшей?
Лев Ефремович сразу понял, откуда это прилетело. Смутился, попытался ответить экивоками:
– Не обращай внимания на бредни Берты. У нее ПМС.
– Я требую, я прошу, - настаивал Илья, - моя мама была психически нездорова?
Отец вздохнул, жестко потер ладонью чисто выбритую щеку.
– Твоя мама была психически неадекватна. Но это, Илья, следствие, не имеющее к тебе отношения. Заболевание мамы - приобретенное. Не наследственное. Так что успокойся, не забивай голову чепухой.
– И попытался закончить неприятный разговор шутливо: - Спокойно рожай мне внуков. Не подведи старика.
Тогда Илья поверил.
По сути дела, верил и сейчас. Надо хорошо знать отца, чтоб быть уверенным: Зубов-старший ни за что не пустит на самотек возможное заболевание единственного наследника. Отец затаскал бы Илью с самого детства по психиатрам, отслеживал. Но папа ни разу даже не заговорил о врачах! Не намекнул!
А Зубов-старший не из пугливых. Если бы имелся повод хоть для крохотного беспокойства он, прежде всего, не стал бы ничего утаивать от сына и прямо убедил того внимательнее относиться к любым проявлениям психического свойства.
Но папа был абсолютно спокоен. То есть уверен.
В отличие от Берты. И, вероятно, супруги Коростылева тети Светы.
Светлана Анатольевна одна из первых отвернулась от старинной подруги Марины. Однажды маленький Илья слышал, как она красноречиво намекала папе отдать жену в лечебницу.
Теперь пришло понимание: в борьбе за признание наследника неадекватным у Берты есть возможный союзник - Светлана Анатольевна Коростылева. Уж больно быстро дядя Гена упомянул освидетельствование, слова мачехи, вероятно, упали на подготовленную почву.
...Илья мрачно смотрел на ковер под ногами и почему-то думал не о том, что вывалил на него дядя Гена, а совершенно о другом: «Как хорошо, что Кира вышла из комнаты и ничего не слышала». Только что Зубова огорошили ворохом непонятностей, а он, как идиот, сидел и вяло думал: «Как хорошо, что Кира вышла замуж за другого и носит не моего ребенка...»
Бред. Из-за одного брошенного слова он обрадовался, что любимая женщина досталась другому, ушла из его жизни и будет растить чужих детей?
Бред. Но на сегодня это единственное, что хоть немного успокаивало сына сумасшедшей.
Зубов мрачно скосил глаза на внимательно, задумчиво прищурившегося Паршина, посмотрел на конфузливо порозовевшую Дусю.
– Твой отец может быть в Санкт-Петербурге?
– прямо спросил сыщик.
Илья помотал головой и медленно проговорил:
– Меня он об этом не предупреждал. Если бы папа просто решил уехать, он бы обязательно сообщил об этом мне. Он знает, что я беспокоюсь и жду его звонка.
– Друг Гена мог перепутать по телефону голос Льва Ефремовича?
– Навряд ли. Они знакомы почти полвека. Отец всегда называет его в шутку «старым крокодилом» и вообще...
– Илья выпрямился, недоуменно развел руками, - они так давно дружат... Разговор двух старых приятелей подделать невозможно. Папа и дядя Гена так своеобразно общаются... С подколками, с подтекстами...
– Понятно, - угрюмо бросил Паршин.
– С одной стороны, он в Питере быть не может, с другой - дядю Гену чужим голосом не запутать.
– Перевел глаза на Дусю.
– Тогда что происходит? Может быть, ты неправильно поняла разговор Берты и какого-то мужика?