Стоять насмерть!
Шрифт:
– Ты хочешь знать, при чем тут миссис Гроулис? Я тебе скажу… – Между каждым предложением она делала невыносимо длинные паузы. – Я скажу тебе! Ты наверняка сразу вспомнишь все ее недавние ласки…
– Дура!! – вскипел я. – На что ты намекаешь?
– А я не намекаю, – сквозь зубы произнесла Анна, прожигая меня своим взглядом. – Я тебе прямо отвечаю. Миссис Гроулис – это твоя Валери!
Минуту я соображал, что означают слова Анны. Я вспомнил документ, записанный на дискету, где была строка: «Вильнюс – Таллинн – «Пярну» – Скандинавия – USA», а под ней:
Я еще не понял главного, но на лбу выступил холодный пот, и мне показалось, что мое сердце сжала чья-то сильная, холодная как лед рука.
– Какое сегодня число? – едва слышно произнес я.
– Двадцать восьмое.
– Паром… какой паром затонул?
– «Пярну»!! – крикнула Анна, отворачиваясь от меня.
Не помню, как я схватил ее за плечи и со страшной силой затряс ее:
– Ты врешь, ты врешь, дрянная девчонка! Ты врешь… – бормотал я, подталкивая ее к стене. Анна вывернулась, отскочила от меня в сторону.
– Дурак! Садист! Дурак!! – кричала она, уже со страхом глядя на меня. – Я не вру! О том, что Валери и миссис Гроулис – одно лицо, я прочитала в письме, которое было записано во втором файле Князя. А потом его стерла, чтобы ты не узнал об этом раньше времени. Поэтому его не было на дискете. Понял, придурок?! Утонула твоя Валери. Пошла ко дну вместе с наркотиками! Не успела сожрать! Подавилась!
Я тер лоб ладонью. Мне казалось, что я сейчас сойду с ума.
– Уйди, – попросил я. – Пожалуйста, уйди куда-нибудь.
– С удовольствием, – ответила Анна. – И навеки. Чтоб не видеть тебя, не слышать тебя, не знать тебя, не помнить тебя… Предатель! Бабник! Блядун…
Она ходила по комнате и собирала раскиданные книги, одежду подруги и складывала их на диване. Я следил за ней. Перед глазами мелькали мутные цветные пятна.
– Это ты ее убила, дрянь, – прошептал я. – Знала, но молчала…
Я двинулся на Анну. Она взвизгнула, кинула в меня свитер и попыталась выскочить в коридор, но я успел поймать ее за руку.
– Ты ее убила, – как заведенный повторял я. – Она тебе мешала. Ты не с наркотиками боролась. Ты с ней как с женщиной счеты хотела свести… Ты думала только о том, как отбить ее и выйти за меня замуж…
Анна лупила меня кулаками по лицу.
– Господи, да убери же ты от меня этого шизофреника! – кричала она. – Замуж за тебя?! Я сейчас умру от смеха! Да кто ты такой? Кому ты нужен? Ненормальный, все психушки России по тебе плачут! Я тебя ненавижу!! Я всегда тебя ненавидела!!
Я дал ей пощечину. Анна сразу ослабла и прекратила сопротивляться. У меня тотчас угасла злость. Я разжал руки, и Анна, прикрывая лицо ладонями, опустилась на пол.
Слезы душили меня. Я, шатаясь как пьяный, побрел на кухню, задевая двери и косяки плечами. Судороги сотрясали меня, глаза уже не могли удержать в себе влагу, и слезы вылились на щеки. Я допил все, что осталось в водочной бутылке. «Нет, нет, – бормотал я. – Этого не может быть. Это просто ошибка. Время такое, сейчас все ошибаются…»
Глава 35
Сон это был или же глубокое забытье, похожее на смерть, – не знаю. Я еще не открыл глаза, а гнетущее чувство безысходности, страшной, невосполнимой потери уже накатило, заполняя каждую клеточку мозга и отравляя мысли, и было оно упаковано в пасмурное тяжелое утро с кленом, ободранным дождем и ветром, шатающимся как призрак за запотевшим окном, со стремительным полетом низких грязных туч, с мутными желтыми лужами, покрытыми рябью, похожей на старческую кожу…
Я полулежал в кресле, наблюдая, как по сумрачной комнате из угла в угол ходит Анна, собирает раскиданные вещи, заталкивает их в ящики платяного шкафа, выносит рюмки, бутылки и тарелки на кухню, потом торопливо подметает веником ковер, задевая мои ноги. Я не подавал признаков жизни до тех пор, пока Анна не вышла в прихожую. Лязгнул замок – она открыла дверь.
Я успел схватить ее за руку, когда Анна была уже на пороге.
– Останься, – сказал я.
– Нет.
– Останься, – повторил я.
Она помолчала, глядя себе под ноги, потом спросила:
– Зачем я тебе нужна?
Я понял, что она останется.
Мы молча пили кофе, сидя по разные стороны стола. Оцинкованный подоконник вибрировал под натиском дождя. Молочный белый свет падал на лицо Анны, и оттого оно казалось бледным и безжизненным. Ей трудно было переносить мой пристальный взгляд. Она боялась поднять глаза, пила неестественно быстро, обжигаясь, почти не отрывая губ от края чашки.
– Ну, все, хватит, – сказал я, поднялся с табурета, подошел к ней, заставил привстать и крепко обнял.
И снова слезы. Осень – время слез.
– Может быть, она еще спит?
Я отрицательно покачал головой, прижал палец к губам и позвонил в дверь еще раз.
Дверь слегка приоткрылась, насколько позволяла цепочка. Из темноты прихожей выплыла женщина в черном. Она не сразу узнала меня, потом ее бесцветные губы дрогнули.
– Это вы? – тихо спросила вдова. – Заходите.
Мы с Анной зашли в прихожую – тесную, еще сохранившую сладковатый запах цветов и хвойных венков, заставленную коробками, чемоданами, снарядными ящиками, которые военные часто используют для перевозки домашних вещей. Вдова не стала приглашать нас в комнату, вынесла незапечатанный конверт, на котором было написано: «Вацуре К. А.», протянула его мне.
– Я прочла это письмо, – сказала она. – Простите, если вы меня осуждаете. У моего мужа не было тайн от меня… Собственно, здесь нет никакой тайны. Предсмертная исповедь.
Она потянулась рукой к замку.
– Прощайте.
Я спрятал письмо в нагрудный карман и почувствовал, как сильно бьется сердце. Мы спустились в подъезд. Анна зачем-то поддерживала меня обеими руками, словно опасалась, как бы мне не стало плохо.
Моего терпения хватило только до ближайшего сквера с лавками. Анна раскрыла зонтик и держала его над нами, пока я вслух читал письмо: