Стою за правду и за армию
Шрифт:
Народы Коканда увидели, что я с ними не шучу, что, в случае надобности, я не задумаюсь прибегнуть от угроз к делу… Скрепя сердце, они покорились печальной необходимости, т. е. изъявили полную покорность и вернулись к своим мирным занятиям. К русским они стали относиться с боязнью и уважением!.. Плодородный уголок с трудолюбивым населением еще более увеличил и без того обширные владения России! Государю Императору угодно было назначить меня начальником новой, Ферганской области.
Вот, господа, вкратце я изложил вам сущность двух экспедиций, в которых я принимал участие и о которых сохранил самое светлое воспоминание. Мой рассказ очень неполон,
Заканчивая свои воспоминания, я позволю себе сказать по поводу их несколько слов. Я никогда не думал, что мне придется когда-нибудь делиться с публикой своими воспоминаниями о пережитом прошлом, и потому весьма вероятно, что при своих описаниях я впал в некоторые незначительные погрешности, неточности.
Извиняюсь заранее перед благосклонным читателем и прошу его снисходительнее отнестись к моему труду. Я не задавался трудной целью писать строгое описание военных действий, воспроизводить перед глазами читателя картины боя и подвиги русских людей в единицах и массах… Я просто хотел поделиться с ним своими впечатлениями о пережитых десять лет тому назад боевых днях и хоть немного познакомить его с симпатичной личностью Скобелева – этого рыцаря XIX столетия, который блеснул таким светлым метеором на горизонте русской жизни…
И если я доставил читателю хотя бы маленькое удовольствие своим рассказом, который взят целиком из жизни, в котором нет ничего выдуманного, преувеличенного, – я буду считать себя счастливым.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Д. Д. Оболенский. Воспоминание о последних днях М. Д. Скобелева
Последние несколько недель перед смертью Скобелева мне приходилось много его видеть. Михаил Дмитриевич часто приезжал в Москву и останавливался в «Славянском базаре» или у Ивана Ильича Маслова, управляющего Московской удельной конторою. И. И. Маслов был крестник ещё деда Скобелева, Ивана Никитича, генерала от инфантерии и военного писателя, чуть ли не воспитывался вместе с его сыном, будущим генерал-лейтенантом Дмитрием Ивановичем, и был этой семье всем обязан. Он без памяти любил Михаила Дмитриевича, говорил ему «ты» и «Миша». Скобелев доверял Ивану Ильичу, который вел все его дела, бесконечно. Он же держал все деньги Михаила Дмитриевича, словом, был полным хозяином его состояния, которое было очень солидным. Отправляясь в дальние походы, Михаил Дмитриевич был полностью спокоен за свои гражданские дела.
В начале июня 1882 года я несколько раз завтракал со Скобелевым в «Славянском базаре» и наслаждался его беседою. Он не верил в продолжительность
– Ты читал известия из Болгарии? – спросил он меня.
Я ответил, что нет.
– Турки нарушили границы, уже были стычки. Если это верно, то я там буду недели через три, и тогда посмотрим. У меня есть такой план обороны Болгарии, за который бы англичане сотни тысяч заплатили, – пошутил он.
Пока я проглядывал статью, Михаил Дмитриевич одевался, меня поразила дряблость его 39-летнего тела…
Этот день он был в духе и всё время повторял, что если только известия из Болгарии верны, то он через две-три недели будет там.
– Но надо взять с собою много денег, – добавил он. – Я все свои процентные бумаги реализую, всё продам. У меня на всякий случай будет миллион с собою. Это очень важно…
Мы продолжали завтракать… Вынув карандаш, М. Д. тут же на скатерти чуть ли не целую карту нарисовал. Видно, он был очень увлечен своим планом.
Через несколько дней я встретился с Михаилом Дмитриевичем в Петербурге и зашел к нему. Я застал его в распоряжениях о продаже бумаг, облигаций, золота, акций и проч.
– Всё взято из Государственного банка, всё продано – собирается около миллиона. Да из Спасского (Рязанское имение его) хлеб продастся, он в цене, – вот и соберется миллион. Всё это будет препровождено Ивану Ильичу, который положит деньги в Государственный банк на текущий счет.
Затем я встретил М. Д. у одного нашего общего приятеля, который нуждался в деньгах. Он был очень близок со Скобелевым и в свое время не раз выручал его. Но теперь, когда он попросил у Скобелева 5000 рублей на несколько дней, тот отказал.
– Не могу дать никоим образом, – объяснил М. Д. свой отказ. – Я должен собрать миллион и дал себе слово до начала войны (очевидно, на Балканах) не тратить ни копейки из этого миллиона. Миллион будет у меня наготове, если придется ехать в Болгарию…
Эта будущая война на Балканах и надобность зачем-то иметь миллион, никак не меньше, занимала все его мысли.
Прошло еще несколько дней. Около 23–25 июня я снова был в Москве и в том же самом «Славянском базаре» встретился со Скобелевым. М. Д. был сильно не в духе: не отвечал даже на вопросы, а если и отвечал, то как-то нехотя, отрывисто, словно через силу. Видно было, что думал он совсем о другом.
– Ну, что же, будем завтракать?
Он отказался, но прошел за мной в отдельный кабинет, даже выпил бокал шампанского. Потом начал взволнованно ходить взад-вперед. Когда же метрдотель «Славянского базара» Делопре предложил ему какую-то необыкновенную яичницу, он рассердился и сказал, чтобы тот не приставал к нему со своими глупостями.
– Да что с вами наконец? – спросил я. – Сердитесь по каким-то пустякам… Вам, должно быть, нездоровится?
Скобелев ответил не сразу. Потом сказал, продолжая мерять шагами небольшой кабинет, словно лев в клетке:
– Все мои деньги пропали… Весь миллион.
– Как так? – ужаснулся я.
– Да я и сам ничего понять не могу… Представьте себе: Иван Ильич реализовал по моему приказанию все бумаги, продал золото, хлеб и… сошел с ума! Я не знаю теперь, где деньги. Сам он невменяем, ничего не понимает. Впал в полное сумасшествие. Я не знаю, что теперь делать…