Страдание
Шрифт:
Доктор Шелли ответила на этот вопрос:
— Да, оно уже порядком разложилось. Никогда не видела ничего подобного. Как вы можете видеть, кожа на груди чистая и выглядит здоровой, но когда я делала вскрытие, то вместо сердца было такое же месиво, как и в самой ране.
— Так почему сгнило его сердце? Почему сгнил ее мозг? Почему инфекция не стала затрагивать остальную здоровую плоть?
— Мы не уверены на сто процентов, — начал Роджерс, — но считаем, что инфекция попадает в кровь через укус, и уже по кровотоку разносится в жизненно-важные органы и начинается гниение с двух концов, так сказать.
— Так значит, не повезет получить
— Да.
— И если бы вы тогда знали, как следует обработать рану на плече у мужчины, то он мог бы быть сейчас жив.
— Если бы он был одной из последних жертв, а не первой, то полагаю, у него были бы такие же шансы, как и у шерифа, — ответил Роджерс.
Мне не понравилось, как он это сказал. Не то, что Раш через это проходит, а то, что у него были бы такие же шансы, но мы все знали, что если не обнаружится какое-то чудо-лекарство, то смерть для отца Мики — лишь вопрос времени. Мы с Микой сели в самолет, зная об этом, и все же… я выбросила все мысли из головы и сосредоточилась на работе, зацепках; нам нужны эти хуевы зацепки. Если не сможем спасти отца Мики, то, по крайней мере, сможем найти того, кто поднял этих ненормальных зомби и устранить их. Возмездие не замена спасению его отца, даже близко не стоит, но иногда это лучшее, что у вас остается. И это лучше чем ничего, или, по крайней мере, я хотела в это верить, так как ничего лучшего у меня не было.
— Где первые жертвы? Те, которые скончались быстрее, чем этот с раной на плече?
Роджерс и Шелли обменялись взглядами; такие взгляды не часто видишь у докторов, особенно если один из них хирург-травматолог, а другой — коронер. Они не хотели снова смотреть на эти тела. Что-то в них беспокоило обоих докторов. Это еще что за черт?
— Нам придется пойти в другое помещение, — сказала Шелли.
— Другое помещение? — переспросила я.
— Туда, где мы держим тела, которые сгнили настолько, что мы, ну, не хотим, чтобы запах пропитал все вокруг. Никто бы не смог здесь работать.
— То есть в комнату для разложившихся тел.
— Да, — сказала она и с любопытством взглянула на меня, словно и не думала, что мне о такой известно.
— Эти пахнут довольно сносно; а вообще то, не должны ли они из-за инфекции вонять больше обычного?
— В этом еще одна странность, раны источают запах не так, как должны при гниении. Это небольшое облегчение для пациентов и их родных, но, все же странно.
Я нахмурилась, глядя на тела:
— Но остальные тела вы поместили в помещение для вонючек, зачем?
— Первые тела разложились почти полностью. Инфекция распространилась от первоначальных ран и поразила от пятидесяти до восьмидесяти процентов доступной плоти за несколько часов.
— Подождите, часов? — поразилась я.
Они кивнули.
— Эти жертвы умерли за несколько часов?
— Мужчина — да. Жизнь женщины мы смогли продлить на три дня.
— А эти первые жертвы в тех ящиках тоже умерли из-за того, что инфекция добралась до жизненно-важных органов?
— Нет, — ответили Роджерс и Шелли хором. Она кивнула ему.
Он продолжил:
— На самом деле, до тех пор, пока инфекция не доходит до жизненно-важного органа она распространяется еще быстрее. Такое чувство, что когда пациент стоит уже на пороге смерти, инфекция замедляется. Так не должно быть, но, кажется это так, я подчеркиваю, кажется. У нас слишком
— Поняла, вы исследуете болезнь, как мы расследуем преступление.
Он кивнул:
— Что-то вроде того.
Я покачала головой:
— Я не настолько сведуща о болезнях подобного рода, чтобы рискнуть сделать предположение. А у вас есть копии ран других жертв?
— Что вы имеете в виду под словом «копии»?
— Ну, аккуратный укус женского лица. Грубый — на плече. Мы знаем о существовании больше чем одного зомби, поэтому и интересуюсь — это два разных зомби искусали лицо и руки, или они кусали лишь то, до чего могли добраться? Есть ли у них какие-то предпочтения куда целиться?
— Две жертвы укушены в лицо, — сказал Берк позади нас.
Мы были словно в оцепенении, позабыв о стоящих позади нас полицейских.
— Трое из них, включая шерифа, были укушены в плечо и руки или спину, — ответил Эл.
— Вы сказали, что были свидетели нескольких таких атак. В их показаниях есть различия, как нападали зомби?
Казалось, Эл задумался, а затем посмотрел на других офицеров. Они все как бы пожали плечами и покачали головой.
— Показания свидетелей похожи на сценарий к фильму ужасов, — сказал Рикман. — Я не имею в виду, что они ужасны, но больше напоминают описание сцены из ужастика.
— В смысле?
Рикман посмотрел на других мужчин и это был первый замеченный мной у него признак неуверенности. Я не была уверенна, сделало ли это его в моих глазах более человечным и приятным или это должно меня взволновать.
Берк сказал:
— Мои ребята первыми приехали на одно из мест преступлений и я понимаю о чем говорит детектив. Зомби — ожившие мертвецы, медленные — безжалостные, но медленные. Единственная вещь, в которой сходятся все свидетели заключается в том, что эти зомби не отличаются по скорости от обычного человека, они даже немного быстрее, как в кино, а не реальности.
— Занималась я одним плотоядным зомби, он тоже был быстрее человека, — сказала я.
— Как поедание плоти делает их быстрее? — спросил Рикман.
Про себя я подумала, что видела зомби после поедания человеческой плоти и они не становились быстрее, но я не могла произнести это в комнате полной копов, тогда как среди них только я поднимала зомби и использовала их в качестве оборонительного оружия. И каждый раз я поступала так, чтобы спасти свою жизнь и жизни невинных граждан, но, ни одно из этих оживлений не было санкционировано полицией. Да и, в конце концов, я не была уверена, что полиция дала бы на это свое согласие вне зависимости от обстоятельств. Технически, как маршал сверхъестественного подразделения, в своей работе я могла использовать любые экстрасенсорные способности, но не было никаких предостережений по поводу того, какие именно экстрасенсорные способности я могу использовать для выполнения своей работы. А так как моя работа — казнить людей… технически, если бы я проделала такое сейчас, то меня бы упекли за решетку, потому что я была чертовски уверена, что полиция не сможет закрыть на это глаза. В лучшем случае я лишусь своего жетона, в худшем — меня могут обвинить в использовании магии для убийства людей, а это автоматический смертный приговор. В законе насчет этого точно ничего не сказано, но для меня цена была немного высоковата, и я не горела желанием испытывать эти пределы на прочность.