Страх — это ключ
Шрифт:
— Давай, продолжай, — холодно сказал я.
— Они, должно быть, открыли охотничий сезон на мистера Толбота, продолжал Яблонски. — И хотят заполучить его живым или мертвым — все равно в каком виде. А генерал Рутвен удвоил награду.
— Десять тысяч долларов? — спросил я.
— Десять тысяч.
— Скряга, — проворчал я.
— По последним подсчетам, старик Рутвен стоит двести восемьдесят пять миллионов долларов. Он мог бы предложить и больше, — рассудительно согласился Яблонски. — Итого, пятнадцать тысяч. А что такое пятнадцать тысяч?
— Продолжайте, — потребовала
— Он сможет получить свою дочку обратно за пятьдесят тысяч баков", невозмутимо сказал Яблонски.
— Пятьдесят тысяч! — Девушка задохнулась от изумления. Будь она такой же бедной, как я, то я еще понял бы ее изумление.
Яблонски кивнул:
— Плюс, конечно, еще пятнадцать тысяч, которые я как примерный гражданин получу за выдачу Толбота.
— Кто вы? — вопросила девушка дрожащим голосом. Казалось, она не может больше выносить этого. — Кто вы?
— Я парень, который хочет... дайте сообразить... Да, шестьдесят пять тысяч баков.
— Но это же вымогательство!
— Вымогательство? — удивленно переспросил Яблонски. — Вам надо получше ознакомиться с законами, девушка. С точки зрения закона деньги, полученные в результате вымогательства, — это взятка за молчание, это деньги, полученные путем угрозы рассказать всем, каким негодяем является лицо, подвергшееся вымогательству. Генералу Рутвену есть что скрывать?
Сомневаюсь. Вы также можете сказать, что вымогательство — это требование денег путем угрозы. А где здесь угроза? Я не угрожаю вам. Если ваш старик не заплатит, я просто уйду и оставлю вас здесь с Толботом. Кто сможет упрекнуть меня? Я боюсь Толбота. Он — опасный человек, он — убийца.
— Но тогда вы не получите ничего.
— Получу, — чувствовалось, что Яблонски доволен. Я пытался представить себе ситуацию, в которой этот человек суетился бы или чувствовал бы себя неуверенно, но не мог. — Это была всего лишь угроза.
Ваш старик не осмелится поставить на то, что я не поступлю таким образом.
Он заплатит в лучшем виде.
— Похищение преследуется по федеральным законам, — медленно начала девушка.
— Да, — весело согласился Яблонски, — электрический стул или газовая камера, но это — для Толбота: он похитил вас, а я говорю лишь о том, что уйду, оставив вас с ним. Никакого похищения. — Его голос зазвучал твердо.
— В каком отеле остановился ваш отец?
— Он не в отеле, — ровным и безжизненным голосом ответила девушка. Он на Х-13.
— Изъясняйтесь попонятней, — отрывисто потребовал Яблонски.
— Х-13 — это одна из его нефтяных вышек, она расположена в заливе, двадцать, может, пятнадцать миль отсюда.
— В заливе? Вы имеете в виду одну из этих плавучих платформ для бурения на нефть? Я думал, что они стоят в дельтах рек в Луизиане.
— Они теперь везде — в Миссисипи, Алабаме и Флориде. У папы есть одна около Ки-Уэста. И они не плавают, они... Да какая разница! Он на Х-13. — И телефонной связи с ним нет?
— Есть, подводный кабель и радиосвязь из офиса на берегу.
— О радиосвязи не может быть и речи. Слишком многие могут подслушать.
Позвоним по телефону. Просто попросим оператора
Ладно?
Она молча кивнула. Яблонски подошел к телефону, попросил оператора коммутатора мотеля соединить его с телефонной станцией, затем попросил соединить его с Х-13 и стал, насвистывая, ждать ответа. Внезапно в голову ему пришла какая-то мысль.
— На чем ваш отец добирается до вышки?
— На катере или вертолете. Обычно на вертолете.
— А в каком отеле он останавливается на берегу?
— Он не останавливается в отеле. Он останавливается в обычном фамильном доме. Он постоянно арендует участок земли в двух милях к югу от Марбл-Спрингз.
Яблонски кивнул и снова засвистел. Отсутствующим взглядом он смотрел куда-то в потолок, но когда я в порядке эксперимента чуть двинул ногой, он моментально глянул на меня. Мери Рутвен заметила мое движение и моментальное переключение внимания Яблонски, и на какое-то мгновение наши глаза встретились. В ее глазах не было симпатии, по я немного поиграл воображением, и мне показалось, что я заметил в ее глазах проблеск симпатии. Мы находились в одной лодке и быстро тонули.
Свист прекратился. На звонок ответили, и Яблонски сказал:
— Я хочу поговорить с генералом Рутвеном. Срочно. Речь идет о... Понимаю, понимаю.
— Он положил трубку и посмотрел на Мери Рутвен. — Ваш отец уехал с Х-13 в четыре часа вечера и пока не вернулся. Они сказали, что он не вернется, пока не найдут вас. Похоже, голос крови нефтью не заглушить. Это облегчает мне жизнь.
Он набрал номер, который ему дали люди с нефтяной вышки, и снова попросил подозвать генерала. Его соединили с генералом Рутвеном почти сразу, и он, не теряя времени, взял быка за рога.
— Генерал Блэр Рутвен? У меня есть для вас новости, генерал. Хорошие и плохие. Рядом со мной ваша дочь — это хорошие новости. Плохие же заключаются в том, что ее возвращение обойдется вам в пятьдесят тысяч баков, — Яблонски замолчал и стал слушать, покачивая маузером на указательном пальце и, как всегда, улыбаясь.
— Нет, генерал, я не Толбот, но Толбот со мной. Я убедил его, что весьма бесчеловечно далее разлучать отца и дочь. Вы знаете Толбота, генерал, или слышали о нем. Мне стоило трудов уговорить его. Трудов на пятьдесят тысяч долларов.
Внезапно улыбка исчезла с его лица, и оно сделалось мрачным, неприветливым и суровым. Настоящим лицом Яблонски. Он снова заговорил еще более снисходительным и низким голосом. Складывалось впечатление, что он выговаривает нашалившему ребенку:
— Знаете что, генерал, я только что услышал странный легкий щелчок, такой, какой можно слышать на линии, когда какой-нибудь самоуверенный и любопытный наглец снимает трубку спаренного телефона и подслушивает или когда кто-нибудь включает магнитофон. Я не желаю, чтобы нас подслушивали, и никаких записей частных разговоров. Вам это тоже не нужно, если вы хотите снова увидеть вашу дочь... Вот так лучше. Не вздумайте приказывать связаться с полицией по другому телефону и попросить их проследить, откуда звонят. Нас не будет здесь уже через две минуты. Так каков ваш ответ?