Страх — это ключ

Маклин Алистер

— Да, конечно.

Генерал, казалось, был удивлен тем, что Яблонски подумал, будто ему необходимо напомнить о соглашении. Он подошел к каминной доске и достал из-под пресс-папье желтый банковский чек.

— Вот он, осталось только вписать имя получателя. — Мне показалось, что он слегка улыбнулся, — утверждать это наверняка мешала его пышная растительность. — Вы не волнуйтесь, я не позвоню в банк и не попрошу не принимать этот чек. Это не мой способ ведения дел.

— Я знаю, генерал.

— И моя дочь мне много дороже этой суммы денег.

Я должен поблагодарить вас, сэр, что вы привезли ее сюда.

— Ага.

Яблонски взял чек, внимательно изучил его и посмотрел на Рутвена: Вы ошиблись, генерал, — протяжно произнес он. — Я просил пятьдесят тысяч, а здесь написано «семьдесят».

— Все правильно, — Рутвен наклонил голову и посмотрел на меня. — Я предложил премию в десять тысяч долларов за информацию об этом человеке. Я также считаю себя морально обязанным выплатить пять тысяч, обещанных властями, и намного проще выписать один чек на всю сумму сразу. Вы не согласны с этим?

— А еще пять тысяч?

— А это за ваше беспокойство и то удовольствие, которое я получу, когда лично передам этого человека властям. — И снова я не был уверен: улыбался он или нет. — Как вы понимаете, мне позволительны прихоти.

— Ваши удовольствия — мои удовольствия, генерал. В таком случае я поеду. Вы уверены, что сможете справиться с ним? Он — крутой парень, быстрый и хитрый.

— У меня есть люди, которые справятся с ним.

Ясно, что генерал не имел в виду дворецкого и другого слугу в форме.

Он нажал на кнопку звонка и, когда в двери показался человек, похожий на лакея, сказал:

— Попросите мистера Вайленда и мистера Ройала зайти.

Хорошо, Флетчер?

— А почему бы вам самому не позвать их, генерал? — Я считал себя центральной фигурой в этой маленькой компании, но они не обращали на меня никакого внимания, поэтому я решил сам заявить о себе. Я наклонился к стоявшей на столике около камина вазе с искусственными цветами и вытащил из нее хорошо спрятанный микрофон.

— В этой комнате есть «клопы». Сто против одного, что ваши друзья слышали каждое слово. Для миллионера и человека высшего общества у вас, Рутвен, странные привычки. — Я замолчал и устало посмотрел на троицу, которая только что появилась в дверях. — И еще более странные друзья.

Я выразился не совсем точно. Первый человек из этой троицы отлично смотрелся среди этой роскоши. Среднего роста, среднего телосложения, одетый в прекрасно сшитый смокинг, он курил сигару в руку длиной. Это был тот запах дорогой сигары, который я почуял, как только вошел в библиотеку.

Ему было слегка за пятьдесят, черные волосы на висках чуть тронуты сединой. В глаза бросались аккуратно подстриженные черные, как смоль, усы на гладком, без морщин, сильно загорелом лице. Идеальный для Голливуда актер на роль высокопоставленного чиновника с учтивыми манерами и до ужаса компетентного. И только когда появлялась возможность рассмотреть его глаза и черты лица вблизи, становилось ясно, что он крепок и физически и психически и что это жесткий человек, чего вы никогда не увидите на экране. С ним следовало быть поосторожней.

Второй был более оригинален. Трудно сказать, что сделало его таким.

Он носил красивый серый фланелевый костюм, белую рубашку и серый галстук.

Рост — чуть ниже среднего, плотное телосложение, бледное лицо и прилизанные волосы почти такого же цвета, что и у Мери Рутвен. Только внимательно приглядевшись, начинаешь понимать, что оригинальным его делало не то, чем он располагал, а то, чего у него не было. Я еще не встречал таких ничего не выражающих лиц и таких пустых глаз.

О третьем нельзя было сказать, что он оригинален. Он смотрелся в этой библиотеке так, как Моцарт — в рок-клубе. Это был молодой человек лет двадцати-двадцати двух, высокий, тощий, с лицом бледным, как у покойника, и угольно-черными глазами. Взгляд его беспокойно перебегал с одного лица на другое, подобно тому, как осенним вечером мечется блуждающий огонек. Я не заметил, в чем он был одет, видел лишь его лицо — лицо законченного наркомана. Отнимите у него белый порошок хотя бы на сутки, и он будет корчиться так, будто его поджаривают сто чертей.

— Входите, мистер Вайленд, — обратился генерал к человеку с сигарой, и я в который раз пожалел, что так сложно разобраться в выражении лица старого Рутвена. Он кивнул на меня:

— Это — Толбот, которого разыскивают, а это — мистер Яблонски, который привез его сюда.

— Рад познакомиться с вами, мистер Яблонски. — Вайленд дружелюбно улыбнулся и протянул руку. — Я главный инженер по организации добычи нефти.

Как же, он такой же инженер, как я — президент Соединенных Штатов.

Вайленд кивнул на человека в сером костюме:

— Это мистер Ройал.

— Мистер Яблонски! Мистер Яблонски! — не произнес, а прошипел человек с остановившимся взглядом. Его рука скользнула под пиджак, и, должен признать, сделал он это быстро. Пистолет дрожал в его руке. Одно за другим он произнес несколько непечатных слов, а глаза его стали безумными. — Я ждал этого момента два долгих года. Черт побери, Ройал! Зачем...

— Здесь молодая леди, Ларри.

Могу поклясться, что он не засовывал руку под пиджак или в карман брюк, но в его руке тускло блеснул металл — он ударил стволом по запястью Ларри и тот выронил свой пистолет на стол. Никогда я не видел такой ловкости рук.

— Мы знаем мистера Яблонски, — голос Ройала был на удивление певучим и нежным. — По крайней мере Ларри и я, не так ли, Ларри? Когда-то Ларри отсидел шесть месяцев по обвинению в употреблении наркотиков, и посадил его Яблонски.

— Яблонски? Посадил?... — начал было генерал.

— Яблонски, — улыбнулся Ройал, — лейтенант Герман Яблонски из отдела по расследованию убийств нью-йоркской полиции.

Глава 4

Да, вот это была тишина. Мертвая тишина. Первым нарушил ее генерал.