Страх — это ключ
Шрифт:
Наше суденышко начало сильно качать. Мы шли полным бак-штагом на зюйд-вест, волны били нам в правый борт и начали перекатываться через палубу. Чтобы не промокнуть, я забрался под кусок парусины, лежавший возле штурвала, закурил последнюю сигарету и глянул на шкипера:
— Каковы шансы, что это судно уйдет, Джон?
— Не знаю. Небольшие, думаю. На нем привозят пищу, воду, промывочную жидкость для буровых и тысячи галлонов нефти. Присмотритесь, мистер Толбот. Это маленький танкер. Сейчас на нем доставляют горючее для двигателей, и, возможно, оно вырабатывает своими динамомашинами электроэнергию. А когда пойдет нефть, ее на нем будут отвозить.
Высунувшись из-под парусины, я вгляделся в темноту. Джон был прав судно действительно напоминало маленький танкер. Я видел подобные суда много лет назад во время войны: высокая приподнятая центральная палуба без всяких надстроек, служебные помещения и машинное отделение — в корме.
Типичный танкер для прибрежного плавания. Но больше меня сейчас привлекало то, что это судно, по словам Джона, находилось здесь практически постоянно.
— Я хочу попасть на судно, Джон. Можно это сделать? На самом деле мне не хотелось этого, но я знал, что это необходимо. Раньше мне не приходило в голову, что здесь на якоре болтается какое-нибудь судно, но теперь это внезапно стало самым важным фактором в моих рассуждениях.
— Но... но мне сказали, что вы хотите попасть на саму платформу, мистер Толбот.
— Да, возможно, но позднее. Можете подойти к нему?
— Могу попробовать, — мрачно ответил капитан Займис. — Плохая ночь, мистер Толбот.
Кому он это рассказывал?! Я считал эту ночь ужасной, но отвечать ему не стал. Мы шли вдоль длинной стороны платформы, и я видел, что поддерживающие ее массивные стальные опоры расположены не столь симметрично, как мне казалось. Между четвертой и пятой опорами имелся промежуток футов в 150 шириной и платформа спускалась к воде ближе, чем основная часть. Здесь стоял огромный подъемный кран. Судно бросило якорь между двумя стальными колоннами, расположенными по обеим сторонам этого прохода.
Через пять минут шкипер повел «Матапан» на восток, встав на курс, который должен был вывести нас к южной стороне платформы. Однако недолго мы наслаждались относительным комфортом, идя вразрез волне, — он снова натянул капюшон и направил судно на норд-вест. Мы прошли футах в сорока от носа стоявшего на якоре танкера, проскользнули буквально в футе от опоры и оказались под массивной платформой.
Один из молодых греков — бронзоволикий черноволосый парень по имени Эндрю — возился на носу «Матапана». И когда мы поравнялись со второй колонной со стороны моря, он что-то тихо крикнул Джону и одновременно как можно дальше кинул спасательный пояс, привязанный к бухте тонкой веревкой.
Джон до минимума уменьшил обороты двигателя, и наше судно, подталкиваемое волной, медленно продрейфовало обратно мимо колонны, с одной ее стороны, а спасательный пояс выплыл с другой, так что веревка опоясала колонну. Эндрю багром выудил пояс и начал тянуть веревку, состыкованную с более толстым манильским тросом. Через минуту «Матапан» оказался надежно пришвартованным к колонне, и Джон слегка подрабатывал винтами, чтобы натяжение троса под ударами волн не было столь сильным. Никто не слышал нас, никто не видел по крайней мере нам так казалось.
— Мы должны поторопиться, — тихо и тревожно сказал Джон. — Не знаю, сколько мы сможем ждать. Я просто чую шторм.
Он волновался, я волновался, мы все волновались. Но ему-то что — сиди и жди на суденышке. Никто не собирался вбивать ему голову в плечи или, привязав к ногам обломок скалы, бросать в воды Мексиканского залива.
— Вам нечего волноваться, — успокоил я его. Ему действительно не о чем было волноваться, чего нельзя было сказать обо мне. — Вернусь через полчаса.
Я сбросил плащ, затянул ворот и манжеты надетого под ним резинового костюма, приспособил на спине акваланг, затянул ремни, взял в одну руку маску, под мышкой второй зажал пальто, брюки и шляпу и осторожно ступил в резиновую лодку, спущенную командой на воду.
Эндрю сидел на корме этой непрочной штуковины и, когда я устроился поудобнее, отпустил планшир «Матапана». Волны быстро погнали нас под темной массой платформы, а Эндрю по мере нашего продвижения травил веревку — грести на резиновой лодке в такую волну достаточно трудно, а против волны — почти невозможно. В сто раз легче будет добраться до «Матапана», подтягивая лодку за веревку.
По моей команде, произнесенной шепотом, Эндрю закрепил веревку и развернул лодку. Мы подошли вплотную к борту танкера, но все еще находились в глубокой тени — танкер покачивался рядом с массивными опорами, но платформа нависала над ним и соответственно над нами на добрый десяток футов, и потому падавший под углом свет прожектора крана на колодезной палубе лишь слегка освещал дальнюю часть верхней палубы танкера. Все остальное судно находилось в тени, за исключением части полубака, освещаемой узкой полоской света, падавшей через прямоугольное отверстие в платформе. Через это отверстие были спущены вертикальные сходни в виде нескольких пролетов металлических ступеней, эти сходни, как я предположил, могли опускаться и подниматься при отливе и приливе.
Казалось, все это сделано специально для меня.
Судно сидело низко, и его планшир находился на уровне моей груди. Я достал из кармана пальто фонарик, забрался на борт и двинулся вперед в полной темноте. Не горели даже навигационные и якорные огни — их заменяли елочные гирлянды огней на нефтяной вышке. Легкий свет был только на корме, где располагались каюты и надстройки.
На приподнятый полубак село несколько скользящих дверей. Я отдраил одну и, дождавшись, когда судно, качнувшись, поможет мне, слегка приоткрыл ее так, чтобы пролезли рука, голова и фонарик. Бочки, банки с краской, канаты, доски, тяжелые цепи... — что-то вроде каптерки боцмана. Для меня здесь ничего интересного не было. Я закрыл дверь и задраил ее.
Тогда я двинулся мимо нефтяных танков на корму. Здесь была масса приподнятых люков с огромными задвижками, торчавшими в разные стороны, вдоль и поперек шли трубы различных размеров и на разной высоте, вентили, огромные механизмы для их открывания и отвратительные вентиляторы — мне кажется, я их все пересчитал своей головой, коленями и голенями. Это было все равно что пробивать путь в девственных джунглях. Металлических девственных джунглях.
На корме тоже не оказалось ничего интересного для меня. Большую часть палубы и надстройки занимали каюты. Один огромный люк был застеклен, и я посветил внутрь фонариком. Двигатели. Итак, этот люк исключался, да и вся верхняя палуба тоже.
Эндрю терпеливо ждал меня в лодке. Я скорее почувствовал, нежели увидел его вопрошающий взгляд и отрицательно покачал головой. В общем-то не было необходимости отвечать ему. Когда он увидел, что я натягиваю капюшон своего резинового костюма и кислородную маску, то все понял. Он помог мне обвязать вокруг пояса страховочный конец, и это заняло у нас целую минуту — лодка ходила ходуном и приходилось одной рукой держаться.
С кислородными баллонами я мог погрузиться всего футов на двадцать пять. Осадка танкера составляла скорее всего футов пятнадцать, поэтому я располагал достаточно хорошим запасом. Поиск под водой провода или чего-нибудь, висящего на проводе, оказался более простым делом, чем я предполагал, ибо уже на глубине порядка пятнадцати футов волнение моря почти не ощущалось. Эндрю подтягивал и ослаблял страховочный конец в зависимости от моих перемещений под водой так, будто занимался этим всю жизнь. Да, очевидно, так оно и было. Я дважды осмотрел всю подводную часть танкера, держась поближе к боковым килям и освещая каждый фут днища мощным подводным фонарем. Осматривая днище во второй раз, я увидел огромную мурену, которая выплыла из темноты и ткнулась головой с дьявольскими немигающими глазами и ужасными ядовитыми зубами прямо в стекло фонаря. Я несколько раз мигнул фонарем, и мурена уплыла. Но это все, что увидел.