Страх и нищета в Третьей империи, Брехт Бертольд

Страх и нищета в Третьей империи

на обложку

Брехт Бертольд

Шрифт:

Муж. Как по-твоему, квартальный наблюдатель имеет что-нибудь против нас?

Жена. Ты думаешь - на случай, если у него запросят сведения? Ко дню рождения я послала ему коробку сигар, и к Новому году я тоже не поскупилась.

Муж. Наши соседи, Гауффы, дали ему пятнадцать марок!

Жена. Так они в тридцать втором еще читали "форвертс", а в мае тридцать третьего вывесили черно-бело-красный флаг!

Телефонный звонок.

Муж. Телефон!

Жена. Подойти?

Муж. Не знаю.

Жена.

Кто это может быть?

Муж. Подожди немного. Если позвонят еще раз, тогда подойдешь.

Ждут. Звонок не повторяется.

Это же не жизнь!

Жена. Карл!

Муж. Иуду ты родила мне! Сидит за столом, прихлебывает суп, которым мы же его кормим, и караулит каждое слово, которое произносят его родители... Шпион!

Жена. Этого ты не имеешь права говорить!

Пауза.

Как по-твоему, нужно как-то приготовиться?

Муж. Как по-твоему, они прямо придут вместе с ним?

Жена. Разве так не бывает?

Муж. Может быть, надеть мой Железный крест?

Жена. Это обязательно, Карл!

Он достает орден и дрожащими руками прикрепляет его.

Но в школе у тебя ведь все в порядке?

Муж. Откуда мне знать! Я готов преподавать все, что они хотят. Но что именно они хотят? Если бы я знал! Разве я знаю, какой им требуется Бисмарк? Они бы еще помедленней выпускали новые учебники! Ты не можешь прибавить служанке еще десять марок? Она тоже вечно подслушивает.

Жена (кивает). А не повесить ли портрет Гитлера над твоим письменным столом? Так будет лучше.

Муж. Да, ты права.

Она снимает портрет.

Но если мальчик скажет, что мы нарочно перевесили портрет, это будет указывать, что мы чувствуем за собой вину.

Жена вешает портрет на старое место.

Кажется, дверь скрипнула?

Жена. Я ничего не слышала.

Муж. А я говорю - скрипнула!

Жена. Карл! (Бросается к мужу и обнимает его.)

Муж. Не теряй мужества. Собери мне немного белья.

Входная дверь захлопывается: муж и жена застывают на месте в углу комнаты.

Открывается дверь, входит мальчик с фунтиком в руках. Пауза.

Мальчик. Что это с вами?

Жена. Где ты был?

Мальчик показывает пакетик с конфетами.

Ты только конфеты купил?

Мальчик. А что же еще? Ясно. (Жуя конфеты, проходит через комнату и выходит в другую дверь.)

Родители провожают его испытующим взглядом.

Муж. По-твоему, он правду говорит?

Жена пожимает плечами.

ЧЕРНЫЕ БАШМАКИ

Идут сироты и вдовы.

Приманки для них готовы:

Роскошная жизнь впереди.

А нынче - все хуже и хуже,

Затягивай пояс потуже

И жди, и жди, и жди.

Биттерфельд, 1935 год. Кухня в квартире рабочего. Мать чистит картошку.

Тринадцатилетняя дочка делает уроки.

Дочка. Мама, дашь мне два пфеннига?

Мать. Для Гитлерюгенд?

Дочка. Да.

Мать. Нету у меня лишних денег.

Дочка. Если я не буду вносить два пфеннига в неделю, меня не отправят летом в деревню. А учительница говорит - Гитлер хочет, чтобы город и деревня лучше познакомились. Чтоб городские жители сблизились с крестьянами. Только для этого нужно вносить два пфеннига.

Мать. Уж постараюсь как-нибудь выкроить.

Дочка. Вот это здорово. А я тебе помогу чистить картошку. Правда, мама, в деревне хорошо? Ешь сколько хочешь. А то учительница на гимнастике сказала, что у меня от картошки раздутый живот.

Мать. Нет у тебя никакого живота.

Дочка. Да, теперь-то нет. А в прошлом году был. Ну, правда, не очень.

Мать. Может, я как-нибудь достану требухи.

Дочка. Мне-то хоть дают булочку в школе. А тебе ничего не дают. Берта говорила, когда она была в деревне, там давали хлеб с гусиным салом. А когда и мясо. Правда, здорово?

Мать. Еще бы.

Дочка. И воздух там хороший.

Мать. Ну работать ей, верно, тоже пришлось?

Дочка. Понятно. Зато уж и кормили. Только она говорит, хозяин ужасно к ней приставал.

Мать. Как приставал?

Дочка. Да ну так - просто прохода ей не давал.

Мать. А-а.

Дочка. Ну Берта была больше меня. На целый год старше.

Мать. Делай уроки!

Пауза.

Дочка. Можно мне не надевать старые черные башмаки, те, пожертвованные.

Мать. Пока незачем. У тебя ведь еще есть другие.