Страх и трепет. Токийская невеста (сборник)
Шрифт:
С истерзанной душой я спряталась в женском туалете и присела в углу на корточки, захлебываясь самыми что ни на есть примитивными слезами.
Как нарочно, именно в эту минуту вошла Фубуки, чтобы в очередной раз почистить зубы. В зеркале было видно, как, с пенящейся зубной пастой во рту, она наблюдает за моими рыданиями. Глаза ее при этом сияли от счастья.
Во мне вдруг проснулась такая ненависть к ней, что я даже пожелала ей смерти. Я вспомнила о странном созвучии ее имени с латинским словом, означающим «смерть», и с трудом удержалась, чтобы
4
Помни о смерти! (лат.)
За шесть лет до этого мне безумно понравился японский фильм «Военнопленный» (в английском варианте – «Счастливого Рождества, мистер Лоуренс»). Действие происходит во время вой ны, в 1944 году. Группа британских солдат содержится в японском лагере для военнопленных. Между англичанином (которого играл Дэвид Боуи) и лагерным начальником (Рюити Сакамото) возникают отношения, которые в школьных учебниках называют «парадоксальными».
Мою юную душу глубоко потряс этот фильм Осимы и особенно – сцены сложного противостояния героев. В конце концов японец приговаривает англичанина к смерти.
Я хорошо помнила великолепную финальную сцену, когда японец приходит посмотреть на свою умирающую жертву. Он придумал для англичанина изощренную казнь: его заживо закопали в землю, оставив на поверхности только голову. И несчастный пленник умирал одновременно от жажды, голода и солнечных ожогов.
У белокурого англичанина была очень светлая и нежная кожа, которая крайне болезненно реагировала на солнце. И когда надменный японский военачальник приходил полюбоваться на объект своего «парадоксального отношения», лицо умиравшего было цвета пережаренного и слегка обуглившегося ростбифа. В мои шестнадцать лет подобная смерть казалась мне самым прекрасным доказательством любви.
Эту историю я невольно сопоставляла с теми злоключениями, которые сама переживала в компании «Юмимото». Естественно, мои беды не шли ни в какое сравнение с муками английского военнопленного. Но, по сути, я была такой же пленницей в японском военном лагере, а моя мучительница была столь же прекрасна, как актер Рюити Сакамото.
Однажды, когда она мыла руки, я спросила, видела ли она этот фильм. Она ответила, что видела. Я осмелела и задала еще один вопрос:
– Он вам понравился?
– Музыка – хорошая, а история – совершенно неправдоподобная.
В словах Фубуки, помимо ее воли, отразилось новое отношение молодого поколения Страны восходящего солнца к недавней истории: оно полностью отрицает негативную роль Японии во Второй мировой войне, а вторжение в азиатские страны объясняет стремлением защитить эти страны от нацизма. В тот день у меня не было настроения спорить с Фубуки по этому поводу. Я лишь заметила:
– Мне кажется, этот фильм нужно воспринимать как метафору.
– Метафору чего?
– Человеческих
Она непонимающе смотрела на меня, пытаясь сообразить, что еще придумала эта слабоумная.
– Да-да, – продолжала я. – Между вами и мной та же разница, что между Рюити Сакамото и Дэвидом Боуи. Восток и Запад. За внешним противостоянием – то же взаимное любопытство, те же недоразумения, то же затаенное желание найти общий язык.
Хотя я выбирала самые осторожные выражения, я сознавала, что опять зашла слишком далеко.
– Не вижу ничего общего, – возразила моя начальница.
– Почему?
Что она могла сказать мне в ответ? Что угодно: «Вы не вызываете у меня никакого любопытства», или: «Я вовсе не стремлюсь найти с вами общий язык», или: «Какая наглость – сравнивать свое положение с участью военнопленного!», или: «В отношениях этих двух персонажей есть что-то трогательное, но при чем здесь мы?»
Но нет. Фубуки была слишком умна, чтобы дать такой простой ответ. Ровным и даже любезным тоном она постаралась нанести мне новый удар:
– По-моему, вы совсем не похожи на Дэвида Боуи.
И тут мне ей нечего было возразить.
Моя нынешняя должность позволяла мне открывать рот крайне редко. Никто вроде не запрещал мне говорить, но это был неписаный запрет. Как ни странно, но на таком незавидном посту только молчание и позволяет сохранить собственное достоинство.
Судите сами. Если уборщица туалета разговорчива, значит работа ей по душе, она чувствует себя на своем месте, и это так способствует ее расцвету, что от радости она все время щебечет.
Если же она помалкивает, значит воспринимает свои обязанности как добровольное самоистязание. Безропотно и смиренно выполняет она свою миссию во имя искупления грехов всего рода человеческого. Бернанос пишет об удручающей обыденности Зла. Туалетная уборщица имеет дело с удручающей обыденностью испражнений, отвратительных во всех их вариациях.
И кармелитке бытовых удобств ничего не остается, как покорно молчать под бременем своего тяжкого креста.
Вот почему я молчала. Но это не мешало мне думать. Так, несмотря на отсутствие сходства с Дэвидом Боуи, я все же полагала, что вполне справедливо сравниваю его положение с моим. Ситуация действительно была схожая. Поручив мне столь грязную работу, Фубуки лишь подтверждала, что испытывает ко мне далеко не самые чистые чувства.
Ведь у нее и помимо меня были подчиненные. И я была не единственной, кого она ненавидела и презирала. Ей было кого мучить и помимо меня. Однако только на мне она упражнялась в жестокости. Только меня одарила такой привилегией.
И я решила воспринимать это как знак особой избранности.
При чтении этих страниц можно подумать, что вся моя жизнь была сосредоточена в «Юмимото». Это не так. За порогом компании у меня была другая, отнюдь не пустая и не бедная событиями жизнь.