Страх любви

1831 год

— Как я его ненавижу! — в сердцах воскликнула королева Аделаида.

Лошадь герцога Дарлингтона только что пересекла финишную черту, опередив лошадь короля на целых два корпуса.

Король Уильям, человек по натуре добродушный и веселый, в ответ рассмеялся.

— Ты можешь в чем-то не одобрять его, — сказал он, — но ненавидеть Красавчика невозможно.

Победа герцога привела толпу в неистовый восторг. Все вокруг кричали, махали руками и бросали в воздух шляпы. Победа в этом заезде

Герцог прошел к загону, где взвешивали лошадей. Со всех сторон слышались приветствия и поздравления:

— Ослепительная победа, Дарлингтон!

— Молодец, Красавчик!

— Вернулся в прежнюю форму, как я погляжу!

— Мы ожидали от тебя сюрприза! От кого же еще!

Остальные поздравления потонули в восторженном гуле толпы, обступившей загон. Герцог скрылся внутри конюшни, а шум все не смолкал. Дарлингтон погладил лошадь по лоснящейся шкуре и повернулся к жокею:

— Отличные скачки. Ты блестяще справился, Райн, молодец!

— Благодарю, ваша светлость. Это не так уж трудно. Главное вырваться вперед, а там знай себе гони что есть мочи.

Герцог улыбнулся. Жокей снял седло и удалился с ним в соседнюю комнатушку.

Объявили официальные результаты, и публика снова разразилась приветствиями и радостными возгласами. Герцог направился к своей ложе, где его уже ждали несколько друзей, в их числе леди Изабель Вестбери.

Она была очень красива, опытна и весьма искушенна в любовных делах. Герцог удостоился ее благосклонности в прошлом месяце.

Леди Вестбери протянула руки навстречу герцогу. Выражение ее глаз и каждое движение выдавали чувства Изабель к Дарлингтону. Он, по всей видимости, много значил для нее.

— Я так рада твоей победе, — прошептала она. — Но подожди, я еще воздам тебе почести, когда мы останемся наедине.

Герцог покачал головой:

— Боюсь, сегодня встретиться нам не удастся.

— Но почему?

В ее нежном мелодичном голосе послышалась резкая нотка.

— Потому, дорогая, что сегодня я должен отобедать в Виндзоре. От этого никуда не денешься. Такова традиция: каждый выигравший Золотую Чашу на скачках приглашается в замок на праздничный обед в его честь.

Леди Изабель недовольно надула губки.

— Разве ты не мог отказаться?

— Я не вижу смысла обижать Его Величество, хотя, с другой стороны, после этого приема мне грозит несварение желудка. В его доме весьма необычно готовят.

Леди Изабель не удержалась от смешка.

В высшем свете ходило немало шуток о качестве и количестве еды, подаваемой в королевских дворцах.

Покойный Георг IV прославился как великий гурман и эпикуреец, но его брат Уильям был полон решимости покрыть свои бесчисленные долги именно за счет кухни. И надо признаться, долгов у него было немало, причиной чему были экстравагантные выходки Уильяма.

— Как насчет завтрашней ночи? — не отставала леди Изабель. — Ты же не подведешь меня на этот раз?

— Предоставь все мне. Я непременно что-нибудь придумаю, не сомневайся, — ответил герцог.

Леди Изабель удовлетворенно улыбнулась. Герцог, со всеми его недостатками, всегда сдерживал свои обещания, и кому, как не Изабель, было знать это. Не потому ли она так цепко ухватила Дарлингтона и решила во что бы то ни стало упрочить свое положение. А уж сердечных увлечений у герцога было великое множество. Даже самые завзятые сплетницы оставили всякие попытки сосчитать всех любовниц Дарлингтона.

Удивляться тут было нечему, ведь герцог был не только самым красивым из пэров, но и самым родовитым и богатым. Но даже два последних достоинства, весьма немаловажных, не шли ни в какое сравнение с его обаянием и красотой. Очаровательное легкомыслие герцога заставляло сотни женщин следовать за ним, словно за волшебной дудочкой.

— Черт побери, Дарлингтон, — сказал ему на прошлой неделе старейший член Уайтс-клуба [1] , — осталась ли в Лондоне хоть одна женщина, которую вы обошли своим вниманием? Есть ли хоть одна, не побывавшая еще в вашей постели?

Эти слова ничуть не задели герцога.

— Если есть такая женщина, — парировал он, — не преминете послать мне ее адрес.

Красавчик, как его называли в кругу приятелей, никогда не лез за словом в карман, обладая удивительной способностью обращать все в шутку.

Вполне естественно, что он стал любимцем публики. Герцог был самым заметным из всех участников скачек, а выступления его лошадей — самыми запоминающимися.

Своими цветами он выбрал желтый и черный, и каждый раз это сочетание, будь то на куртке жокея или на экипаже, заставляло публику загораться азартом, а сердца биться еще быстрее. Все оживлялось, и только и было разговоров, что о Дарлингтоне и его великолепных лошадях:

— А вот и сам Красавчик! Сейчас мы повеселимся.

Герцог был настолько ярок и полон жизни, что, казалось, вселял энергию и особую, искрящуюся, радость во всех своих друзей и знакомых.

Он был окружен ореолом романтических историй, в свете обсуждались все новые легенды о его доблестях и любовных похождениях. Их знали повсюду: в фешенебельных клубах на Сент-Джеймс-стрит и в трущобах Сент-Джайлса.

Наиболее часто рассказывалась — впрочем, не самим герцогом: он ни с кем никогда не обсуждал сердечные дела — история о том, как Дарлингтон неожиданно нагрянул в гости к одной своей пассии. Она в то время забавлялась с другим мужчиной и поступила весьма опрометчиво, второпях спрятав любовника в шкафу.

Герцог вошел в спальню, огляделся и воскликнул:

— Ромео, о зачем же ты Ромео!

Затем он подошел к шкафу, выволок прятавшегося там джентльмена за шиворот и любезно произнес:

— Нет сомнения, что вы, как истинный Ромео, попали к своей Джульетте через балкон, таким же образом вы отсюда и уйдете.

С этими словами он выбросил беднягу из окна спальни на улицу. Падая, тот сломал ногу.

В другой раз про него рассказывали такую историю. Однажды герцог увидел, как кучер жестоко избивает свою лошадь. Это был здоровенный парень с огромными кулачищами, но герцог подошел к нему, сломал его кнут, самого кучера избил до потери сознания, потом отвез его на собственной телеге домой и надавал жене много полезных советов по уходу за супругом.