Страх любви

Картленд Барбара

Немногие английские женщины отличались истинной грациозностью. В Фелиции же она была заложена от природы, или, может быть, в монастыре их учили так естественно двигаться, размышлял герцог.

У девушки были нежные руки и длинные, тонкие пальцы. Герцогу понравилась ее манера жестикулировать: Фелиция не просто размахивала ими, движения ее рук соответствовали ее словам. В жестах девушки не было ни жеманности, ни фальши, ни скованности.

Когда постель Фелиция полностью скрылась под ее новыми платьями, девушка взмолилась:

—

Пожалуйста… не надо больше. Этого мне хватит до конца года! Мне, по-видимому, придется менять платья по десять раз на день, чтобы успеть их все надеть.

Дарлингтон довольно рассмеялся:

— Мы только начали. Тебе еще понадобятся амазонки, платья для загородных прогулок и для многих других случаев.

— Это может подождать, — возразила Фелиция. — Иначе мне придется оставаться дома. На меня уже обрушилась целая лавина платьев, я уже с трудом воспринимаю эту груду одежды.

Герцог снова засмеялся.

— Хорошо, — сказал он. — Мы посвятим этому другой день. Отошли портного ко мне, но не меняй это платье. Оно мне нравится.

Фелиция благодарно улыбнулась в ответ. В белом она действительно выглядела очень красивой и нежной. Неповторимый французский покрой и стиль шли к ней как нельзя лучше.

Герцог сделал еще несколько заказов и отпустил портных. Он подождал Фелицию, и они вдвоем спустились вниз.

Двухстворчатые застекленные двери гостиной были открыты. Фелиция и герцог прошли в сад. Солнце уже не так припекало, чувствовалась приятная вечерняя прохлада. Сад за домом был небольшой, но герцог щедро платил садовникам, и они круглый год содержали его в полном порядке.

На свежем воздухе Фелиция оживилась, она выступала так легко, словно плыла по зеленой траве.

— Я вижу, мадемуазель, — заметил герцог, — что вы вполне готовы пуститься в плавание в высший свет.

— Интересно, — ответила Фелиция, — удержусь ли я на плаву или камнем пойду под воду?

— Это естественное беспокойство. Оно присуще всем судовладельцам.

— Мои неудачи станут для вас позором, — не успокаивалась Фелиция. — Первым позором и поражением за всю вашу долгую победоносную жизнь.

— Я готов поставить на тебя кругленькую сумму. Ты лучше всех будешь смотреться у финишной ленты, — подбадривал ее герцог.

— Приду ли я первой?

— Конечно, — ответил он. — Никогда не преувеличивай возможности соперниц.

Фелиция несмело взяла герцога под руку.

— А что, если я все-таки подведу вас? — спросила она с тревогой в голосе.

— Как я уже говорил, я готов спорить, что ты всех победишь. И тогда мы это отпразднуем. Кстати, что ты предпочитаешь: бриллианты или жемчуг? По-моему, в твоем юном возрасте лучше носить жемчуг. Ну что, остановимся на жемчужном колье?

Герцог говорил с ней, как с любой из своих знакомых. Он не сомневался, что обещание таких дорогих подарков подействует на Фелицию, как и на других женщин. Дарлингтон ждал, что ее глаза засияют от радости, а слова благодарности польются с нежно изогнутых губ.

К его удивлению, Фелиция убрала свою руку и молча продолжала идти рядом.

— Что с тобой? В чем дело? — спросил он.

— Вы, верно, пошутили.

— Насчет чего? — недоумевал герцог.

— Насчет подарка…

— Нет же, я говорю совершенно серьезно, — заверил Дарлингтон. — У тебя ведь нет драгоценностей. Мне всегда казалось, что любая женщина оценит такой подарок.

— Да… но мне неудобно… я не хочу принимать его от вас.

Она говорила очень тихо, но твердо. Герцог взглянул на нее в изумлении.

— Но почему?

— Потому что вы дарили драгоценности уже стольким женщинам… просто я не хочу стать одной из них.

На минуту герцог лишился дара речи от изумления.

— Что за ерунда! — воскликнул он наконец. — Откуда тебе известно о моих подарках другим женщинам? Кто тебе все это рассказал?

— Я… от кого-то слышала.

— И что же ты слышала?

— Что женщины, к которым вы были неравнодушны, которые что-то для вас значили, — все до одной рассчитывали на вашу щедрость и не стеснялись, когда вы тратили на них огромные суммы денег.

— И что в этом плохого?

— Ничего… конечно, ничего. Вы не сделали ничего плохого, — поспешила сказать Фелиция. — Но меня всегда неприятно поражало поведение этих ваших знакомых женщин. Они словно специально добивались вашего расположения в надежде на дорогие подарки. Я боюсь показаться такой же алчной.

Она запнулась, но, помедлив, продолжила:

— Я хотела бы сама сделать вам подарок и отблагодарить вас за доброту, но брать я больше не могу… вы и так столько на меня потратили.

Герцог был изумлен, хотя в то же время он прекрасно мог понять рассуждения и доводы девушки. Его занимал ее образ мыслей. На первый взгляд он был вполне разумный и простой, но за сделанными Фелицией выводами стояли ясные и глубокие мысли.

Дарлингтон убедился, что все ее помыслы чисты и невинны. Фелиция была неопытна, а потому скорей всего не догадывалась о всех сторонах его взаимоотношений с «теми женщинами», которым он делал дорогие подарки.

Герцог не был полностью уверен в правильности своих предположений, но он чувствовал, что не ошибается насчет Фелиции. Он понимал, как не хотелось девушке предстать корыстной и алчной в его глазах.

Его очень тронуло такое отношение. Но в то же время он понимал, что подобные устремления не надо поощрять, иначе все станет абсурдом. Дарлингтон стал побаиваться, как бы ее нежелание обременять его не превратилось в навязчивую идею.

— Я просто хотел сделать тебе приятное и подарить какое-нибудь украшение, — сказал он. — Я, как твой опекун, могу себе это позволить. Или можешь считать, что это подарок от главы рода Дарлов своей маленькой родственнице.