Страх любви
Шрифт:
— Увезти тебя?
Она сделала знак, что это именно то, чего она хочет. Он повторил:
— Увезти тебя! Но куда?
— Куда хочешь… Сначала возьми меня с собой на яхту… Потом в Корратри, в Онэ… куда сам поедешь… к себе…
Он слушал ее, пораженный. Она снова сказала спокойным тоном:
— Увези меня, совсем, навсегда, — понимаешь?..
Теперь он стоял перед нею:
— Ты с ума сошла!.. Что все это значит?.. Бросить своего мужа, своего…
Он едва не произнес промелькнувшего в мыслях слова, но поправился:
— Свое положение… Ты с ума сошла, совсем с ума сошла… Так что же, ты, значит, хочешь развестись с мужем?
Она опустила голову:
— Почему бы нет?
Г-н Руасси подпрыгнул
— Развестись! Да тебя надо связать! Развестись! Да ведь это безумие!.. У тебя нет никакого основания для этого! Валантон по отношению к тебе безупречен! А что же я буду с тобой делать? Разве эта яхта принадлежит мне?.. А потом?.. У тебя не будет ни сантима. Это — идиотская затея! Черт возьми, надо уметь устраиваться. Нельзя же ломать все вокруг себя… Ты меня очень огорчила, Жюльетта… А я-то ведь так хорошо направил твою жизнь!.. Я был покоен, зная, что ты замужем, имеешь элегантный вид, окружена поклонением, избалована… и вдруг, на тебе!.. Разводиться! Но ведь ты привыкла к роскоши, к мотовству! Разве я могу тебе доставить на это средства? У госпожи Руасси, правда, есть состояние, но все же, в конце концов… Неужели ты думаешь, что, если бы мы в самом деле были богаты, мы стали путешествовать на яхте наших друзей? Эти Бартены — превосходные люди, но в больших дозах они невыносимы. Путешествие весьма плохо организовано. Мы выехали чересчур поздно. Адриатическое море в это время года уже делается неспокойным, а их проклятая яхта качается и качается… О, да, нечего сказать, приятное будет возвращение морем! А они ни за что не отпускают нас!
Он надвинул на уши свою морскую фуражку и продолжал с яростью:
— Впрочем, дело не в Бартенах… Ты заставляешь меня говорить глупости. Но, черт побери, твоя история лишена здравого смысла! Нарушить чудеснейший брак, брак с моим другом, который предоставляет тебе всякую свободу, ни в чем тебе не отказывает, мирится со всеми твоими прихотями… Лучшее тому доказательство — что ты сейчас в Венеции, и одна… Он ни капли не ревнив, этот славный человек!.. Покинуть его, да ведь это было бы низостью! Подумай две минуты, и ты откажешься от своего намерения. Черт возьми, я знаю, что в жизни у женщины бывают затруднения, но ты достаточно умна, чтобы улаживать их, ах, ты большая девочка!
Он успокоился и, улыбаясь, положил ей руку на плечо.
— Вот что, малютка. Ты, должно быть, смертельно скучаешь здесь, одна, в гостинице… Я уверен, что у тебя нет совсем знакомых в этом проклятом городе, который, говоря между нами, выглядит настоящей могилой… Я уверен, что ты живешь здесь, как дикарка. Поэтому-то у тебя и перевернулось все в голове… Ну да, мало ли что можно вообразить себе!.. Вот почему тебе следовало бы телеграфировать милейшему д'Аржимелю, чтобы он ускорил свой приезд. Хочешь, я напишу ему?.. Инсбрук, Гранд-Отель, не так ли?
Г-н Руасси следил на лице дочери за впечатлением, произведенным этим планом. Выражение тоскливого испуга исказило черты молодой женщины.
— Господин д'Аржимель не должен застать меня здесь!
Стоя, она говорила голосом отрывистым и низким. Г-н Руасси, внезапно встревоженный, смотрел в замешательстве на дочь, теребя бородку. Он сделал несколько шагов и снова подошел к ней:
— Слушай, малютка, я буду говорить со свободой старого товарища и с откровенностью моряка. Я должен предупредить тебя, что ты играешь опасную игру. Ты собираешься испортить себе жизнь… Я не могу сказать тебе большего и не хочу вмешиваться: это не дело отца. Но будь осторожна, черт возьми!
Она с презрением пожала плечами:
— Я предпочла бы иметь от тебя помощь, а не советы. Ну прощай!
Г-н Руасси рассмеялся:
— Вот уже и рассердилась! Что за упрямица!.. Итак, ты уходишь?
Она сделала утвердительный знак.
—
Движением он указал на внутренность яхты, вычищенную и блестящую. Она сухо ответила:
— Нет, меня ждут.
— В таком случае приходи обедать! Это будет для тебя переменой ресторанного меню и отвлечет тебя от глупых мыслей.
— Нет, я обедаю в палаццо Альдрамин, у Сириля Бютелэ…
Она умолкла, застегнула на перчатке пуговицу и добавила, словно с вызовом:
— С Марселем Ренодье.
Она пристально посмотрела на отца. С минуту они наблюдали друг друга молча. Г-н Руасси сказал просто:
— Так, так! Он, значит, здесь, юный Марсель? И все по-прежнему погружен в меланхолию?.. Не приобрел ли он вновь, чего доброго, интерес к жизни?
Г-н Руасси добавил иронически:
— Я говорил ему в былые времена в Онэ, что никогда не следует отчаиваться… Все придет в свое время и все устроится. Это мой девиз. Подумай о нем, моя маленькая Жюльетта.
Они прошли рядом по блестящей палубе яхты до выхода. Жюльетта подставила отцу щеку. Он поцеловал ее.
— Ну, я зайду к тебе завтра утром в гостиницу, дитя мое. Думаю, что мы снимемся с якоря к вечеру. Прощай.
Она спустилась по ступенькам лестницы. Очутившись в гондоле, она увидела отца, галантно приподнявшего свою морскую фуражку. Гондольер, с шапкой в руке, наклонился.
— К Кальчина.
— Benissimo, signora! [40]
Посеребренное железо гондолы сделало поворот, покачиваясь над освещенной водою дока. Вдали над Доганой золотая Фортуна направляла бег колеса пятою своей крылатой ноги. Жюльетта закрыла глаза. В квартире на набережной Заттере Марсель считал нетерпеливо, должно быть, минуты, прильнув лбом к стеклу. Другой образ мелькнул в уме молодой женщины, и, невзирая на жаркий воздух, она ощутила дрожь… Что готовит ей будущее? Но разве можно уйти от неизбежного? И она почувствовала, что именно здесь, в этом городе, загадочном и безмолвном, перед эмблемой этой воздушной Фортуны, распутается тройная нить ее судьбы.
40
Очень хорошо, сударыня! (Прим. перев.)
XVIII
На третий день после отплытия «Нереиды» Марсель и Жюльетта расстались около шести часов. Против обыкновения, он проводил ее до гостиницы, и, пока она подымалась к себе, он спросил в конторе Антуана Фремо. Фремо, приходивший два раза в палаццо Альдрамин и не заставший Марселя, накануне оставил ему карточку с выражением упрека. Итак, Марселю необходимо было отдать визит Фремо.
Когда он вышел из гостиной, где чета Фремо принимала его среди портретов Байрона, Мюссе и Жорж Санд, которые, будучи расставлены повсюду, свидетельствовали о романтических вкусах хорошенькой г-жи Фремо, он очутился в коридоре, куда выходил ряд других дверей. Слуга проходил с подносом. Марсель едва не приказал ему проводить себя в помещение, занимаемое г-жою де Валантон; но он подумал, что его неожиданное появление может оказаться ей неприятным, так как она весьма старалась избегать всяких недоброжелательных толков. Лучше было отказаться от этого намерения. А меж тем Жюльетта в этот день не должна была обедать в палаццо Альдрамин! Поэтому он с сожалением спустился по лестнице. Очутившись на улице, он вместо того, чтобы отправиться в Сан-Тровазо, пошел по одной из извилистых calli, ведущих к площади Сан-Марко. Он довольно долго бродил под Прокурациями, отдохнул в кафе Квадри, потом направился к Пьяцетте. Перед ним лежала лагуна. «Нереида» уже не стояла на якоре. Марсель испытал от этого словно облегчение.