Страх мой – враг мой. Как помочь ребенку избавиться от страхов
Шрифт:
Для четырехлеток важнее всего сам факт, что чудище превратилось в кого-то совсем не страшного. Играя же с ребятами постарше, обращайте внимание на занимательность сюжета и хотя бы некоторую мотивированность превращения. Например, колдунья может превратиться в кошку (лучше беспомощного котенка), веник или метлу (ассоциация с помелом), в старый халат или рваные шлепанцы (колдуньи ведь часто изображаются в книгах и мультфильмах неопрятными, грязными старушенциями). Такое принижение образов сказочных злодеев и включение в цепочки привычных логических связей лишает их ореола сверхъестественности и способствует преодолению страха.
Страх
Обычно он появляется у детей лет в пять-шесть и в принципе вполне нормален. Когда ребенок вдруг осознает, что и он сам, и люди вокруг него смертны, это становится для него серьезным потрясением. Но жизнь берет свое, дети более или менее утешаются тем, что все это случится еще очень нескоро, и мысли о смерти постепенно вытесняются на задний план. Во всяком случае, они не отравляют ребенку существование.
Однако на некоторых детей осознание людской смертности производит такое тяжелое впечатление, что они не в силах от него оправиться. Страх смерти не дает им покоя. И самое сложное в борьбе с этим страхом то, что он вовсе не надуманный, а вполне реальный в отличие от боязни чудовищ (хотя и эта боязнь, и страх темноты и одиночества, по сути, тоже проявления ужаса перед смертью, только завуалированные). Поэтому родители подчас совершенно теряются, не зная, что сказать тоскующему малышу. Действительно, что тут скажешь? Что он будет жить долго-долго, а потом ученые придумают какое-нибудь лекарство? Увы, такие уговоры обычно не действуют на детей с невротическим, усугубленным страхом смерти. Как же быть?
Помочь тут может только вера в бессмертие души. Хотя приобщать таких ранимых, повышенно впечатлительных детей к религии следует осторожно, не делая упора на обрядовой стороне и, главное, обходя в разговорах тему бесов и преисподней, чтобы не вызвать новую вспышку страхов и еще больше не усугубить нервозное состояние ребенка. Вера в загробную жизнь и в бессмертие души дает очень многим детям — и не только детям — точку опоры. По крайней мере, наш опыт работы с маленькими невротиками это подтверждает.
Вот, к примеру, рассказ матери одного шестилетнего мальчика: «Мой сын очень боялся умереть. Плакал навзрыд, спрашивал, страшно ли лежать одному в земле и изобретут ли таблетки, от которых можно жить вечно. Сначала я не знала, как его успокоить. Говорила, что все произойдет очень нескоро. Но, естественно, ничего не помогало. При одном упоминании о смерти Ваня начинал плакать. А потом я решила рассказать ему о том, во что сама верю. Так меня наставляла моя бабушка (она была очень набожной и верила в загробную жизнь): „После смерти душа человека улетает на небо и оттуда наблюдает за всем, что происходит на земле. Если человек хороший, то его душу забирают светлые силы, а если плохой — темные и страшные силы. А когда умершего человека закапывают в землю, он ничего не чувствует. Ему все равно, так как он, вернее его душа, уже на небе“. Ваня после этого стал меньше беспокоиться и больше не плакал. Хотя вопросы еще задавал».
Особо впечатлительные и тонко чувствующие дети уже в 3–4 года проявляют тревогу: как это их когда-то не было? Порой доходит до слез и горьких обид. Мать одной трехлетней девочки ломала голову, не зная, как быть: стоило ей в разговоре со старшим сыном вспомнить какое-то событие, случившееся до рождения дочки, как та принималась рыдать, требуя сказать, где была тогда она. Ответы типа «ты еще не родилась» вызывали у крошки только ярость. Наконец измученная и растерянная мать сказала, — как она потом признавалась — «просто чтобы отвязаться»: «ты была на звезде». И это сработало! Девочка мгновенно успокоилась и с тех пор полюбила слушать истории о детстве брата. Правда, еще года два неизменно уточняла: «А я тогда была на звезде, да?»
Кроме того, родителям стоит проанализировать и свое поведение: не страдают ли они сами повышенной тревожностью, не зациклены ли на болезнях (своих и детских), на разговорах о тяжелой, опасной жизни и т. п.? Не пытайтесь успокоить себя тем, что дети не слышат «взрослых» разговоров. Подчас бывает достаточно обрывка фразы, а главное, флюида тревожности, который ловится впечатлительными детьми моментально и сильнее слов нарушает их хрупкое душевное равновесие.
По мнению многих врачей, детям до 8-10 лет, особенно нервным и ранимым, лучше не видеть покойников и не присутствовать на похоронах. Это для них настолько сильное переживание, что некоторых детишек потом начинают мучить скрытые навязчивые страхи, что их родственники на самом делене живые люди, а мертвецы. Последствия таких психических травм порой аукаются и через много лет. Например, иные взрослые проявляют поразительное бесчувствие, узнав о смерти друзей и близких. Окружающих это возмущает; на самом же делетакая реакция вполне может свидетельствовать не о жестокости и неблагодарности человека, но о неизжитом иррациональном детском страхе, перед которым его взрослое сознание оказывается совершенно бессильным. Недавно мне рассказали про учительницу, которая, решив наглядно продемонстрировать десятилетним ученикам устройство человеческого организма, сводила их в морг. У рассказчика уже давно выросли собственные дети, но при одном упоминании об этой «просветительской акции» его забила мелкая дрожь.
Это не значит, что при детях вообще не следует упоминать об умерших родственниках. Конечно следует, ведь это тоже дает надежду на «жизнь после жизни»: если человека вспоминают, значит, он не покинул нас окончательно.
Хочу специально подчеркнуть, что все вышесказанное не относится к детям, которые воцерковлены с детства и, что называется, «растут в храме». С пеленок слыша о вечной жизни и зная, что Бог их любит, они обычно воспринимают тему смерти гораздо спокойнее. Конечно, сказать, что они совсем не боятся смерти, было бы преувеличением. Даже святые ее боялись; это «общечеловеческая черта». Но дети из верующих семей, как правило, не испытывают этого устойчивого ужаса перед смертью, охватывающего в конце дошкольного периода их сверстников, в чьих семьях не относятся к смерти как к переходу из временной жизни в вечную. От взрослых сыновей или дочерей священников мне не раз доводилось слышать, что они никогда не боялись покойников, и никто не ограждал их от похорон; наоборот, они помогали батюшке при отпевании. Но это, как говаривали в старину, «особь статья». Для них видеть усопших было делом привычным. А привычка играет огромную роль в изживании страха. В Японии, например, ни взрослые, ни дети не паникуют при мысли о землетрясениях, а моя подруга-москвичка, в сорок с лишним лет попав в подобную переделку на Тайване, потом долго не могла избавиться от фобии и мучилась бессонницей. Стоило ей закрыть глаза, как кровать, казалось, начинала шататься, и бедняжка в ужасе вскакивала, готовая бежать из дома на улицу.
Однако большинство современных детей редко сталкивается со смертью вплотную, поэтому лучше не перенапрягать их психику присутствием на похоронах.
Что же касается изживания страха смерти в игре, то вряд ли этично делать это напрямую. Тем более, если семья действительно понесла тяжелую утрату.
На самом делепрактически все вышеприведенные игры опосредованно борются и со страхом смерти; в большинстве случаев их бывает вполне достаточно, чтобы этот страх снялся незаметно, как бы сам собой. Если и затрагивать тему смерти в играх, то лишь метафорически. Например, так.