Страх высоты (сборник)
Шрифт:
— Убью…
— Кого?
— Очкастого. Подстерегу в лесу и убью.
— Этим отцу не поможешь. Навредишь. Самого арестуют.
— Пусть!
— Нельзя, и сыщик!
— Пусть!
— А я сказал нельзя. Дело есть.
Коля поднял синие глаза. Они быстро заплывали слезами.
— Какой ты голубоглазый! Вытрись-ка, возьми платок. Два человека отцу твоему помочь могут — я и ты. Если тебя задержат, мне вдвое труднее станет. Поэтому кровную месть отложим до лучших времен. Сейчас работать нужно. Как думаешь, отец уйдет
Николай нахмурился, заколебался.
— Нужно мне доверять. Иначе нельзя. А я — тебе. Далеко отец?
— Не уйдет он…
— Тогда договор такой, вернее — задание. Не теряя ни минуты, отправляешься на поиски отца. Найдешь, скажешь: пусть не паникует. За то, что натворил, ответить нужно. Лишнего я не допущу. Пусть посидит день–два в лесу. Важно, чтобы ты знал где. И будь под рукой, чтобы я мог с отцом связаться, когда потребуется. Все запомнил?
— Запомнил.
— Доверяешь? Если нет, можешь отказаться.
Мазин дотронулся до грубо сложенной летней печки.
— Ночью мороз был, а у вас тут тепло.
— Папка топил. Что-то делал в сарае.
— Да… вот еще. Возьми, отдай отцу.
Игорь Николаевич держал в руке гильзу.
— Это… та, да?
— Она. Передай в знак доверия. И возвращайся побыстрее!
Он проводил взглядом мальчика, побежавшего через поляну к речке, и направился в поселок.
— Игорь Николаевич!
Галя шла навстречу, ступая по непросохшей траве мокрыми синими кедами.
— Галочка, вы сегодня хорошо выглядите.
— Благодарю, товарищ подполковник!
— Вы решили обращаться со мной официально? А я-то мечтал побродить с вами по горам, поискать эдельвейсы.
Галя вынула увядший цветок из карманчика стеганой куртки.
— Пожалуйста.
— Что это?
— Эдельвейс.
— Такой невзрачный?
— Я вам тоже невзрачной покажусь, когда присмотритесь. Поэтому попросите вашего друга, майора, отпустить меня домой. Мама заждалась. Я ж собиралась туда и обратно, а застряла.
— Возможно, вы ему понадобитесь.
— Зачем? Матвея ловить?
— Вы уже знаете?
— А то! Говорят, из-за золота он рехнулся. Двух человек убить, это ж нужно! Психопат несчастный!
— Вы верите в эту историю?
— Так сбежал же он. Был бы не виноват, зачем бежать?
— Мысль ваша, Галочка, только кажется логичной.
— Что, не так?
— Не знаю. Много странного.
— Странное знаете что? Вот видишь человека, и в голову тебе не приходит, что видишь его в последний раз. Михаил Михайлович сказал: "Иду за лампой!" И не вернулся… Ужасно это! А вчера возвращаемся мы с Олегом, вечереет, снежок чуть срывается, Демьяныч навстречу. "Здравствуйте, говорю, — дедушка! Куда собрались на ночь?" А он ласково так, уважительно: "Матвея иду проведать, подарочек есть для него". Сверток под мышкой держит. И пошел… Навсегда…
— Демьяныч направлялся к Филипенко? Что было в свертке?
Галя покачала головой:
— Я вам, Игорь Николаевич, про то, что в душе возникло, рассказываю, а вы сразу на служебный лад переворачиваете. Сухой вы человек. Потому и эдельвейс вам не понравился. Не знаю я, что в свертке было.
— Да, Галочка, потерял я, видно, в ваших глазах. Кажется, опять гроза собирается.
Он посмотрел на тучи, утрамбовавшиеся на этот раз не на пути в долину, а сбоку, в понижении между горами.
— Это не наша. Сюда не доберется. Над Красной выльется.
Они проходили мимо пруда. Вертолет стоял на лужайке, но в домике никого не было. На берегу на откосе маячила длинная фигура.
— Валерий осматривает место происшествия.
Художник заметил Мазина с Галиной, побежал через луг.
— Доктор, постойте! Вы искали меня вчера?
— Доброе утро, Валерий! Я не доктор.
— Если я вам нужен…
— Теперь делом занялась милиция.
— Плевал я на формалистику! Если я вам нужен…
— Может быть, я вам нужен, Валерий?
— Черт с вами! Вы мне нужны! Всегда поворачиваете по–своему.
— Успокойтесь. Я хитрю. Вы мне тоже очень нужны, однако я в двусмысленном положении. Вторжение в сферу чужих полномочий…
— Не будьте служакой! — перебил художник. — Знаю, что вы не доктор, но как-то не представляю вас в мундире.
— Спасибо за признание. Что ж… Поговорить стоит. Подождите меня здесь, а? Я провожу Галочку и вернусь.
— Ладно…
Когда Мазин возвратился, Валерий стоял почти там же, только прислонился плечом к сосне.
— Заждались?
— Нет. Знал, что наврете. Нужна вам эта колдунья! Какую-то мысль преследовали.
— Была и мысль. Спросил кое-что у Глеба. Перекинулся парой слов с майором. Но вашего пренебрежения к Гале разделить не могу. В хижину зайдем?
— Нет. Не хочу туда. Лучше на воздухе. Что вы хотели узнать?
— Боюсь, что теперь, после смерти Демьяныча, это не так значительно, чем то, что хочется рассказать вам.
— Мне не хочется. Я себя за шиворот тяну! Только не стройте глубокомысленную рожу, не надувайте щеки, не изображайте гениального сыщика, который все знает! Ни черта вы не знаете и не узнаете, если я вам не скажу. Но я скажу, потому что я идиот!
— Нельзя ли помягче, Валерий?
— Нельзя. Столько лет считать себя умником — и вдруг убедиться, что ты круглый дурак! Такие переходы мягко не даются.
— Что это вы ополчились на собственную порядочность? Зачем?
— Порядочность? Ха–ха–ха! Впрочем, так с дураками и обращаются. Примитивно! Голыми руками! Я разочарован, доктор. Нельзя меня так покупать! Я сам, понимаете, сам!
— Я сказал то, что думал, Валерий.
— Тем хуже. Хотя вы правы: дурак и порядочный — почти одно и то же. В моем случае особенно. Порядочный дурак! Незаурядный.