Страх высоты. Через лабиринт. Три дня в Дагезане. Остановка
Шрифт:
— Вы уверены?
"Вот сейчас нужно разобраться".
— Послушайте! Вы не в первый раз намекаете на какие-то возможности оказать давление на Полину Антоновну. Это серьезно или блеф?
— Я слов на ветер не бросаю.
— Что вы в виду имеете?
— Это мое дело.
— Тогда придется ее защищать. Я не позволю… Это и мое дело.
Он вдруг приподнял кружку на уровень глаз и посмотрел на меня через стекло.
— Ха–ха–ха!.. На вид вы такой благообразный, а присмотришься… страшный.
—
— Не скажите. В этом что-то есть. Иногда стоит присмотреться через… магический кристалл. Ладно…
"Ладно", как я заметил, было его любимым словом.
— Но я вас предупредил.
Вадим пренебрежительно махнул рукой.
— Бросьте. Ловите лучше бархатный сезон. Не ваше это дело.
Я приподнялся невольно. Хотелось выплеснуть пиво прямо в физиономию наглецу. Он отклонился торопливо.
— Вы что? Сердце поберегите. Что вы взъерепенились?
— Я вам не позволю…
— И не надо. Не позволяйте. Я вам только сказал, не ваше это дело. И не мое, если вы уж так хотите.
"Что он? Струсил? Уступает?"
Но нет…
— Лена к ней пойдет. Их это дело! Ясно?
Совсем мне не было ясно. Но сердце колотилось под сорочкой, а я знал, что мне такого допускать нельзя.
— Вы, кажется, не хотели жену впутывать, — сказал я, немного задыхаясь.
— Не беспокойтесь. Она распутает. Они вместе распутают. Дышите глубже.
Я послушался и вздохнул. Полегчало.
"Ну что за истерия!.. Угораздило. А ведь этот негодяй в чем-то прав. У Полины Антоновны с Леной какие-то отношения особые. Какие?"
И тут меня будто стукнуло. Как говорится, искры из глаз, и осветило неожиданное.
"Бог ты мой! А что, если эту молодую женщину с Сергеем не одна диссертация связывала?!"
Я прямо-таки уставился на Вадима. А он уже вполне спокойно дохлебывал свое пиво.
"Нет. Это уж слишком. Он муж. Нельзя же до такой степени цинизма докатиться. Нельзя".
— Ну, как? Отошли? Не стоит так волноваться. Знаете, моя супруга фотографию притащила. Старушка ей на память о любимом учителе презентовала. И вы там есть.
— Я знаю.
— Помоложе выглядите, между прочим.
Снова я уловил издевку.
— Вы тоже не юноша, Вадим.
Он машинально провел рукой по лысеющей голове.
— Заметно? Глупый волос покидает умную голову.
Это была первая фраза, которую он произнес без самодовольства. Я не стал поддразнивать. Выпил пива.
— Ладно. А этот, третий ваш друг, погиб, кажется?
— Миша?
— Его Михаилом звали? — почему-то переспросил Вадим.
— Михаил.
— Уголовник, я слышал, его зарезал?
— Не зарезал. Ударил чем-то.
— И не поймали его?
— Нет. Да зачем это вам?
— Так просто. Размышляю.
— О чем?
— О судьбах людских. Жили–были три друга. Один в молодости… ушел. Другой в среднем возрасте. Значит, вам жить долго, — добавил он почти без насмешки.
"Может быть, я несправедлив к нему?.. Такое в голову пришло!.." Стало как-то неловко.
Тут он и исчез. Стремительно, как и вчера. Правда, на этот раз буркнул:
— Чао!
И я остался один со своей недопитой кружкой пива, допивать которое не хотелось. А мысли сразу же побежали снова.
"Конечно, мое предположение — чушь. Права на вселение предъявляет "невестка" с новым мужем, он же старый. Бред. Да и почему это должно связывать Полину Антоновну? Однако о каких-то правах говорилось… что же, если не это?.. А… К лешему! Сегодня же возьму билет".
Я отодвинул кружку, но встать мне не удалось.
— Вот не ожидал!
По крутым ступенькам спуска скатился Женька Перепахин и тут же приблизился.
— Не ожидал, брат, не ожидал, — повторил он и уселся напротив.
"Из огня да в полымя!"
— Я тоже.
Сказано было без энтузиазма, но Женьку это не смутило.
— И зря не ожидал! Я тут частенько бываю.
— Пивком балуешься?
Он захохотал.
— Посадочные места использую.
До меня смысл этих слов дошел не сразу. Я смотрел на Перепахина. Передо мною сидел тот же, несомненно, пожилой человек, которого я искал несколько дней назад и встретил при необычных обстоятельствах, и все-таки иначе чем Женькой я его про себя именовать не мог. Ничего взрослого этот коротышка с брюшком за жизнь не приобрел. В лице его так и играла полудетская простота, называемая теперь по–научному инфантилизмом, и она обезоруживала, пожалуй, не меньше, чем наглость Вадима.
— А ты по пиву?
— Я, собственно, случайно здесь.
Женька продолжал смеяться.
— Случайность есть осознанная необходимость.
"Неужели и этот философ? Впрочем, у нас доморощенных мудрецов хоть пруд пруди".
— Ты думаешь, что случайность, а таинственная рука вела нас закономерно и неуклонно, как в алгебре. Один вышел из точки A, другой из точки C, а встретились в пивной точке B, читай, в баре. Каков Киселев! Алгебра на все времена!
— Ну, если алгебра, — невольно и я улыбнулся.
— Признаешь? Закономерно?
— Предположим.
— И отметим.
Он запустил руку куда-то в глубины своего потрепанного пальто и извлек бутылку белой.
Я прикрылся обеими руками.
— Ради бога! Ты же видишь, я пиво пил.
— Ну и что? Как батюшка на вопрос ответил? "Вы что будете пить, отец? Вино или водку?" — "И пиво, сын мой, и пиво".
И, повернувшись к стойке, крикнул:
— Веруня! Мое почтение! Сполосни нам стаканчики, не откажи.
Неопрятная женщина ответила ленивым голосом: