Страх высоты
Шрифт:
– Вы полагаете, что если бы Антон Тихомиров отметил заслуги покойного профессора Кротова, это изменило бы характер его поступка?
– Нет, вряд ли. Заимствование было очевидным. Это не развитие идеи, а прямой плагиат. Но все-таки отметить заслуги Кротова казалось мне тем минимумом...
Мазин посмотрел на Инну. Она по-прежнему прижимала к груди кофту и никак не реагировала на слова Рождественского. Казалось, она даже не слышит его.
– И вы поехали?
– Да, я поехал
– Взяв с собой тетрадь?
– Ни в коем случае! Я положил тетрадь на место, в стол.
Как это было похоже на него! Он не мог взять тетрадь, "украсть" ее. Принцип? Или очередная нерешительность, изо дня в день сопровождавшая этого спортсмена с волевой челюстью? Ведь взять тетрадь - значило начать действовать. Но это было не для него, конечно. Он еще должен был думать, решать.
– Защита проходила в Большой Круглой аудитории. Так у нас ее называют. Там сиденья спускаются амфитеатром, и войти можно сверху, с четвертого этажа, и снизу, с третьего.
– Вы вошли сверху?
– Да. Потому что я опоздал и защита уже началась.
И еще потому, что ему не хотелось быть в первых рядах.
Рождественский достал сигареты, но, глянув на женщин, бросил пачку на стол:
– Защита уже началась. Я просидел до самого конца, Антон ни слова не сказал о Кротове. При мне. Потом я узнал, что он говорил о нем во вступительной части. Но в самом общем плане заслуг перед наукой... Оппоненты его хвалили, а отец произнес целый панегирик. Говорили о том, что диссертация вышла за рамки кандидатской и должна рассматриваться как докторская.
– Простите, а вам не хотелось встать и сказать правду?
– То есть не правду, а то, что казалось мне тогда правдой? Вы же знаете, что все было гораздо сложнее.
– Теперь знаю. Но вы-то еще не знали!
– Устраивать скандал я считал неприличным, - ответил Рождественский немного свысока.
– Достаточно того, что мы скандалим в очередях. В конце концов, наука - это часть цивилизации, и не следует вносить туда базарные нравы...
– Спасибо, я вас понимаю.
Игорь чуть приподнял бровь, соображая, не ирония ли это.
– Более трудное решение ждало меня после защиты. Я был приглашен в ресторан. Я пошел туда и хочу объяснить свой поступок с точки зрения этической. Как вы помните, я сказал вам, что не пошел бы в ресторан, зная, что Тихомиров вор.
– Помню, - вздохнул Мазин.
– Вы назвали это психологическим алиби.
– Не я, а вы, - поправил Рождественский.
– Верно, - согласился Мазин.
– Я сказал неправду, но считаю, что поступил правильно.
Он смотрел на Мазина в упор:
– Я говорил, что обнаружил тетрадку после смерти Тихомирова. Говорил, чтобы не впутывать ее... Инну. Я не хотел, чтобы вы знали, что она ездила к Антону из-за этой тетрадки. Не хотел, чтобы на нее падали дурацкие подозрения.
– Дорога в ад вымощена благими намерениями. Теперь там прибавится еще один булыжник, - отозвался Мазин.
– Возможно. Но я считал, что незачем терзать невиновного человека. Поэтому я и был вынужден сказать, что не пошел бы в ресторан с Тихомировым.
Мазин не стал возражать. Он только отметил:
– Но вы пошли.
– Да, я проявил слабость. И хотя я могу сказать, что пошел, чтобы понаблюдать за ним, что-то выяснить, - это будет ложь. Я пошел потому, что мне было неудобно ему отказать...
– Ну, Игорь, кажется, все о'кей! Пора и промочить горло.
– Видишь ли...
– Что еще?
– Может быть, без меня?
– И не думай! Все заказано.
– Да я...
– Слышать ничего не хочу. Должна же быть в ресторане хоть одна приличная физиономия. Среди этих старых рож! Ну! Не будь хамом. Побежали!
– Хорошо, я приеду.
– Ты с машиной? Может быть, подбросишь пару дедов?
– Пожалуйста.
Наверно, так оно и было.
А потом поднимали бокалы, произносили тосты за успех, за талант, за будущее нового почти доктора наук. И Рождественский протягивал свой бокал тому, кого считал вором...
– Естественно, на банкете я чувствовал себя отвратительно. Мне хотелось, чтобы он скорее закончился. Пил я мало. А когда все достаточно повеселели, вышел в холл. Антон появился следом...
– Старик, я хоть и пьян, но вижу - ты не в своей тарелке.
– Да ну, чепуха!
– Личные дела?
– Вроде этого.
– У меня тоже. Сейчас хочу позвонить Светке.
– С Инной, значит, все?
– Финиш, старик. Как в море корабли.
– Но обошлось без драм?
– Была без радости любовь - разлука будет без печали.
– А казалось - на вечные времена?
– Иллюзия. Жаль, конечно. Инна - девка славная. Но ей будет трудно устроить свою жизнь. Характер не тот. Не от мира сего.
– Да, она человек путаный.
– Не современный.
Инна сидела сгорбившись, как будто слышала этот разговор.
– Он вел себя, как самодовольный хам, не зная, что все его счастье висит на волоске, на ниточке, которая обвязана вокруг моего пальца. Мне хотелось дернуть за эту ниточку. Но я не счел себя вправе сделать это, не посоветовавшись с Инной.
"Чтобы она взяла на себя то, чего ты боялся".
– И я поехал к ней...
– Одну минуточку. Вы не помните, чем кончился разговор со Светланой?
– перебил Мазин.