Страх звёзд
Шрифт:
– Не понял?
– Ну какая сейчас, по-твоему, ситуация? Ты же считаешь, что ещё не критическая. Какая тогда? Если невидимку послала не Айша, то ты же понимаешь, что мы им не конкуренты. Обогнать мы их не сможем, в открытую конфронтацию вступать – самоубийство. Там даже по тепловому следу понятно, что корабль серьёзный. А если Айша врёт, то всё ещё интереснее. Зачем мы ей нужны? В качестве запасного варианта? Что-то сомнительно. Если бы вместо невидимки какое-нибудь ведро, вроде нашего, летело, то я бы, может, ещё и поверила. А так – прости.
– Я думаю, – сказал Томаш после секундного молчания, – что не надо решать сгоряча. Давайте спокойно всё обсудим. Какие
– Если снимут.
– Э-э-э! – Насир замахал руками. – Погодите-ка! Это вы чего мне сейчас, херзац его так, втираете? Это вы мне втираете, что, когда мы в Салиме торчали безвылазно, дела у нас ещё неплохо шли, да? А вот теперь – уже реально адыр елдыш и полная хараза! Назад не можем, а вперёд боимся?
– Ой, любишь ты драматизировать, Насик! Просто нужно понимать, что нас ждёт, когда мы до грузовоза доберёмся.
– Что нас ждёт, узнаем, когда доберёмся. – Томаш прилёг в ложемент. – Оружия у нас всё равно нет. Всё, до чего мы сможем сейчас додуматься – это быть ко всему готовыми.
– Да и мы так ко всему готовы! С рождения, херзац его так!
– Вот-вот! Или не готовы. Толку-то? Меня другое больше интересует. – Томаш разглядывал голографическую карту. – У нас на удивление хорошо получилось их спровоцировать. Обогнать себя они не дали. Хотя могли бы на хвосте висеть и щитом прикрываться. Если это корабль Айши, то, возможно, они летят впереди и расчищают нам путь. Отсюда и этот её чёртов безопасный коридор.
– Это даже мне бредовым кажется! – заявил Насир.
– Ты серьёзно? – Лада посмотрела на Томаша, как на умалишённого. – Идёт впереди и валит всех подряд без разбора – бакарийцев и литийцев?
– Ага! – крякнул Насир. – А мы не видим ни елдыша! Ни обломков, ничего!
– Просто нет пока никаких обломков, – сказал Томаш. – Мы ведь не знаем, какая на самом деле ситуация. Мы последние месяцы на Бакаре торчали, а там по новостной волне сплошную муть в уши льют.
– Я уж, скорее, поверю, что Айша достала карту бакарийских полётов, – сказала Лада. – А литийцам нас смысла трогать нет. У нас же литийская сигнатура.
– Ладно-ладно! Сдаюсь! – Томаш отрубил терминал, никаких следов человеческого присутствия вокруг корабля всё равно не наблюдалось. – К сожалению, ни черта мы не знаем. И не узнаем, пока до грузовоза не дойдём.
– А если попробовать ещё пару гильз сжечь? – предложил Насир.
– Нет смысла, – сказал Томаш. – Этот трюк второй раз не сработает. Да и зачем? Даже если мы снова им на хвост сядем, это ничего не даст.
– Можно попробовать дать быстрые импульсы. Два-три мы должны выдержать прежде, чем движку херзац придёт.
– Не надо «Припадок» мучить, старенький корабль всё-таки. А то мы вообще никуда не дойдём. Обогнать невидимку в любом случае не получится. Мы им не конкуренты.
– Обогнать не обгоним, но вдруг они сглупят, и какой-нибудь кирдым выкинут!
– Я лично против планов, которые рассчитаны на то, что наш противник – идиот, – сказала Лада.
– Надо же, – качнул головой Томаш. – У нас уже появился противник!
– Называйте, как хотите. Но если других идей нет, я бы предложила держаться намеченного курса.
– Согласен. – Томаш встал. – А я пойду прилягу. Может, потом на свежую голову что-нибудь придумается.
* * *
Томаш забрался в свой отсек, выдвинул из стены узенькую кровать и разлёгся на ней, подложив под голову подушку из синтоволокна. Он так сильно устал, что спать уже и не хотелось – перед глазами мелькали цифры из системных статистик, строчки трассировок, расчерченные маршрутными струнами космические карты, крутящаяся волчком голограмма «Припадка», пронизанная жилами энергетических сетей.
Он невольно продолжал думать о последних событиях, хотя до смерти хотел спать.
Айша, её лицо, которое рассыпается каменной крошкой. Опустошённый коротким сеансом связи альтаам, который падает, как при замедленной съёмке, на приборную панель. Томаш подумал – а согласился бы он на предложение Айши, если бы знал, с чем они столкнутся – и вдруг понял, что да, согласился бы. Торчать в заточении на Бакаре уже не было сил.
Он много лет не проводил ни на одной планете столько времени. Даже Лития перестала быть для него домом – он чувствовал себя посторонним, который давно разучился понимать рядовые радости планетарной жизни и думает только о том, когда наконец разделается с делами и снова полетит в пустоту, загрузив трюмы каким-нибудь звенящим барахлом. Сидеть на одном месте, пустить корни, как растение, казалось ему чем-то сродни жизни в клетке – в огромном зоопарке под названием Лития или Бакар. Родных у Томаша на Литии не осталось – даже навещать было некого. К тому же тело его настолько привыкло к пониженной силе тяжести – ведь даже гравы на «Припадке» работали с бакарийскими настройками, – что на Литии, на родной планете, ему приходилось глотать таблетки. Голова раскалывалась, постоянно тошнило, все мышцы болели, как после марафона. Страшная, неодолимая сила – планетарная каббала, как он её однажды назвал – ложилась неумолимым грузом на плечи, прижимала к земле, чтобы он упал перед ней на колени. Как-то ему сказали, что он почти превратился в бакарийца, растратил все родовые черты, обменяв их на пьянящую дурь космической свободы – стал сутулым и худым, точно вырос на планете с низкой гравитацией, на литийском говорил, как иноземец, слишком правильно и чётко, с едва уловимым акцентом, а глаза его горели безумным огнём, светом звёзд, увиденных в вирте.
Впрочем, в отличие от Лады, Томаш к Бакару ненависти не испытывал. Ненависти тот и не стоил. Просто Бакар всегда оставался Бакаром – пронзительно чужим. Хотя кое-что странным образом объединяло в его глазах Литию и Бакар, непримиримые, как противоположные полюса у магнитов – Томашу постоянно встречались люди, которые вели себя так, словно весь мир ограничивается их душной планеткой, а всё остальное – лишь мираж, иллюзия, отблески света на сетчатке глаз, далёкие и ненужные. Таких людей всё устраивало, теснота собственной клетки никаких беспокойств не вызывала, происходящее за пределами своего замкнутого мирка никак не интересовало – и они, довольно улыбаясь, проживали отведённое им время на ничтожной пылинке в гигантском океане пыли.
Томаш с детства мечтал о космических путешествиях, но для его родителей космос был чем-то враждебным и пугающим – наверное, если бы они могли, то запрещали бы ему смотреть на ночное небо, на горящий фиолетовой звездой Бакар, источник постоянной угрозы. К тому же обеспечить Томашу достойное образование, необходимое для пилотов дальних рейсов, они были не в состоянии – мать постоянной работы не имела, а отец занимался настройкой станков для органической печати и не слишком-то преуспел в профессии. Несколько раз его сокращали – и они жили втроём на нищенское пособие. Томаш хотел поступить в военное училище, на аэрокосмическое отделение – и не прошёл по конкурсу. Даже устроиться техником на какой-нибудь грузовоз ему не светило – без дорогого специального образования.