Страх. Сборник
Шрифт:
Двое офицеров подскочили, рывком подняли его с табуретки.
– Нет! Я не был там! Не был!..
– Кто вам дал документы? – резко, словно выстрелил, спросил Павлов.
– Недзвецкий… Это он… Я был должен ему… Много… Мы при швабах делали дело на черном рынке… Он дал мне форму… Документы… Сказал, привезешь харчи три раза, и все…
– Адрес!
– Не знаю. Мы встречались с ним каждый вечер в ресторане. Недзвецкий. Только я не знаю… Ничего не знаю насчет убийства…
– Предположим, я вам
Ромуз качнулся к столу:
– Вы должны мне поверить.
– Где вы получали продукты?
– Люди Рокиты привозили их к разбитой часовне за Смолами. Я на бричке забирал и отвозил в развалины. Отвозил и уходил.
– Кто такой Недзвецкий?
– Он всегда был связан с бандитами и в Польше, и при немцах, и при Советах.
– Кто ваш напарник?
– Не знаю. Зовут Сергей. Бывший вор. Его здесь, кроме Недзвецкого, никто не знает.
– Зачем он приехал?
– У Рокиты убили шофера. А они водить машину не умеют.
– Сколько человек у Рокиты?
– Пять.
– Как Сергей попадет в банду?
– Я должен отвезти его к часовне завтра в двенадцать. Отвезти и простоять с ним десять минут, потом оставить его и ехать в город.
– Где Сергей?
– На Костельной, семь, у Голембы.
– Когда он вас ждет?
– В восемь.
– Времени мало. – Павлов встал из-за стола. – Ромуз согласен помочь: Кузьмин, блокируй Костельную. Токмаков, сегодня в ресторане берешь Недзвецкого. Ясно?
Офицеры встали, пошли к дверям.
– Помните, ребята, – в спину им сказал Павлов, – возьмем банду, люди нам поверят. И тогда закон будет один – наш закон.
Фотограф работал. Сегодня выдался удачный день. Клиентов было много. И сейчас перед аппаратом сидели два солдата и две девушки.
Микульский накинул темное покрывало. Из-под материи были видны только его ноги в полосатых брючках.
Токмаков ждал, когда же наконец освободится фотограф. Солдаты встали, веселой гурьбой окружили Микульского. Отдали деньги, взяли квитанции. Отошли.
Токмаков почти бегом пересек площадь и плюхнулся на стул перед аппаратом.
Микульский понимающе посмотрел на него и спрятался под покрывалом.
– Готово, товарищ капитан.
Токмаков встал, подошел к фотографу и, протягивая деньги, сказал:
– Вы очень нам нужны, товарищ Микульский.
– Хорошо, – тихо, одними губами ответил фотограф.
Машина остановилась у костела. Офицеры свернули на узкую улочку.
– Притон, – с осуждением сказал один из офицеров. – У нас такого давно нет.
– Это где – у вас? – усмехнулся в темноте старший лейтенант Крюков.
– Ну, дома.
– Дома. Ты в милиции без году неделя.
– Этого добра везде хватает, – примирительно сказал один из офицеров.
Седьмой дом зиял мрачной, глубокой, как тоннель, аркой. От стены отделился человек в штатском.
– Где люди? – спросил Крюков.
– На месте.
– Ну, давай, Ромуз.
Миновав глухую длинную арку, офицеры вошли в темный квадрат двора. Только сквозь маскировку на первом этаже прорывалась узкая полоска света.
– Здесь? – спросил Крюков.
– Да.
В свете карманных фонарей лестница казалась еще более щербатой и обветшалой. Дверь с вылезшим войлоком.
– Давай, Ромуз.
Ромуз постучал. Тишина. Он постучал снова. За дверью послышались шаги.
– Кто?
– Это я, Големба, Ромуз. Сергей здесь?
– Здесь. Сейчас.
Дверь распахнулась. Крюков шагнул в прихожую.
– Тихо! – Он зажал рот хозяину. – Тихо, иначе…
Хозяин, щуплый, в сорочке без воротничка, закивал.
– Где он?
– В комнате, с бабой.
– Пошли.
Первая комната напоминала склад. Видимо, хозяин собирал дорогую мебель из разбитых домов.
Крюков подошел к двери, прислушался. Тихо. Он толкнул дверь, и офицеры ворвались в комнату. Дико завизжала полуголая женщина, вскочив с постели. Ее напарник спал, пьяно разбросав руки и бессмысленно улыбаясь.
– Интересно. – Крюков сунул руку под подушку, достал пистолет ТТ.
– Во, нажрался! – сказал один из оперативников.
– Берите его. Вы, гражданка, одевайтесь, тоже с нами поедете. А вам, гражданин Големба, придется здесь с нашими людьми поскучать.
На эстраде ресторана играл оркестр. Два аккордеониста, саксофон и ударник. Веселый прыгающий мотив немецкого фокстрота заполнил маленький зал.
Ресторан был небольшой, столиков пятнадцать. Его так и не успели отремонтировать после уличных боев. Когда-то хозяева строили его с претензией на варшавский шик, поэтому в маленьком зале преобладала покрытая золотом лепнина. Но это было когда-то. Сейчас на потолке и стенах расположились монстры с отбитыми головами, руками. Тусклый свет керосиновых ламп бросал на стены и потолок причудливые тени, заставляя лепных монстров оживать на секунду в своем безобразии.
В углу ресторана высился когда-то щеголеватый, словно дорогой автомобиль, бар, отделанный полированным деревом. Но щеголеватый он был до уличных боев. Теперь его наскоро зашили крашеными досками, и он потерял былую элегантность, стал похож на старый деревянный сундук.
И тем не менее ресторан был полон. Несколько офицеров с девушками, компания инженеров, приехавших из Москвы, железнодорожники в серой форме с серебряными погонами, местные завсегдатаи с дамами, блещущие остатками варшавской элегантности.